|
ПРЯМОЙ ПУТЬ
ВЕЛИКОГО
СОВЕРШЕНСТВА
(продолжение)
МЫСЛИТЬ И ЖИТЬ ПО-РУССКИ
ВЕРНЁМСЯ К ГИПЕРБОРЕЙЦАМ И АРИЯМ...
Что касается климатической катастрофы, то это, так называемая - гетерохронность (от греческих слов heteros - другой, иной, разный + chronos время, это неравномерность темпов и выраженности изменений в развитии организма), сопровождавшимся оледенением и потопами.
Есть ли в этих явлениях какая-либо закономерность?
И если есть, то какова ее причина?
Анализ хода метеорологических элементов (осадков, давления, температуры и пр.) по современным данным указывает на существование прямой связи между ходом солнечной активности и частотой и интенсивностью смены воздушных масс над данной произвольно выбранной территорией.
Известно, что основным механизмом циркуляции земной атмосферы являются взаимно антагонистичные западно-восточный перенос и меридиональная циркуляция. С усилением солнечной активности возрастает частота и интенсивность смены воздушных масс, а с ослаблением солнечной активности она падает.
В соответствии с этим и основные переносы претерпевают усиление или ослабление. Конец теплого атлантического периода (около 2300 г. до н.э.) характеризуется северным направлением циклонов. Шпицбергенские льды растаяли, а в Швеции температура августа была в среднем на 5-7° выше современной. Неолитические стоянки на побережье Онежского озера располагались на столь низком уровне, что ныне оказались под водой. В южных широтах климат становился более континентальным - идет усыхание торфяников Западной Сибири и даже Англии; в Альпах отступают ледники, появляются поселения в горах и возникает движение через открывшиеся после таяния ледников горные проходы.
К этой же эпохе относится выселение народов трипольской культуры из Юго-Восточной Европы в более влажные области Центральной и Западной Европы. Это выселение нельзя не поставить в связь с исчезновением на нижнем течении Днепра, Буга и Днестра дубовых, буковых и грабовых лесов и наступлением степи на север.
Но Карпаты преградили путь движению степного ландшафта, и в Трансильвании трипольская культура развивалась беспрепятственно. К концу этого периода следует отнести так называемые "всемирные потопы", т.е. грандиозные наводнения в Месопотамии и Восточном Китае. "Потоп" в Двуречье имеет две даты: вавилонскую, по книге "Энума Элиш" - 2379 г. до н.э., и еврейскую, по библейской "Книге бытия" - 2355 г, до н.э.. Китайский "всемирный потоп" датируется 2297 г., что надо считать датой очень приблизительной, так как древнекитайская хронология за последнее время подвергается уточнениям. В это время воды рек Хуанхэ и Янцзы перемешались между собою, и работы по борьбе с наводнениями продолжались долгие годы.
Совпадение дат грандиозных наводнений на западной и восточной окраинах Азии сопоставимо с усилением североиранской ветви циклонов и южным направлением муссонов. Приносимая ими океанская влага выпадала на горах Армении и Тибета, что и вызывало повышение уровня рек. Но если так, то эти явления должны быть синхронны таянию льдов Арктики и усыханию евразийских степей. Действительно, в III тыс. до н.э. население аридной зоны было редким, и активные связи между Западом и Востоком не осуществлялись.
Переход к новым условиям совершился относительно быстро, В конце III тыс. произошло увлажнение гумидной зоны, отмеченное ростом ледников в Альпах и затоплением свайных поселков на альпийских озерах. Возможно, что к этой эпохе относится наступление леса на степь на Украине и быстрое нарастание торфяников в Англии и Ирландии. Однако к началу II тыс. до н.э. наступила "ксеротермичсская фаза суббореального периода", характеризующаяся усыханием гумидной зоны.
Снова открылись горные проходы в Альпах, на альпийских озерах выросли свайные постройки, а поселения вокруг оз. Ильмень и других озер спустились в поймы рек и на низкие места и побережья озер. Очевидно, общее усыхание гумидной зоны распространилось и на Волго-Окское междуречье, где болота превратились в лесные поляны, непролазные чащи - в леса паркового типа; зимы стали сухими и ясными, а летние периоды жаркими.
Для этой области умеренное усыхание было благодетельным, и она привлекла к себе волну переселенцев с берегов Вислы и Днепра - предков славян и летто-литовцев, носителей так называемой "фатьяновской" культуры. Эта культура была основана на примитивном мотыжном земледелии и оседлом скотоводстве. В более поздних могильниках, датируемых эпохой бронзового века (серединой II тыс. до н.э.), встречаются кости лошади - животного, связанного с сухими районами, а не с болотами.
Народы "фатьяновской" культуры закрепились в бассейне Днепра и Десны, а на Волге и Клязьме они продержались лишь до того времени, когда в начале I тысячелетия путь циклонов снова передвинулся в гумидную зону. Тогда природные условия перестали благоприятствовать пришельцам и, наоборот, помогли местным финским племенам восстановить свое господство на берегах Волги и Оки и удержаться там до нового славянского расселения, происшедшего уже в исторический период.
Столь же благоприятно для человека повлияла "ксеротермическая фаза" на аридную зону, подвергшуюся усиленному увлажнению. В степях появились островки леса (колки), пустыни заросли травой, размножились стада копытных животных и от днепровских берегов до склонов Алтая расцвели культуры, основанные на мотыжном земледелии и пастушеском скотоводстве. Оседлость степняков бронзового века устанавливается путем остеологического анализа: главное место в стаде занимал крупный рогатый скот, второе место делили овцы и лошади или, в других стоянках, - овцы и свиньи; кости диких животных встречаются редко.
Первой степной культурой южнорусских степей была так называемая "катакомбная", названная так по форме могил; расцвет ее падает на первую половину II тыс. до н.э. Во второй половине II тыс. до н.э. "катакомбную" культуру вытеснила "срубная". На востоке она смыкалась с "андроновской" культурой, распространявшейся до Тарбагатая и Минусинской котловины, которую принято датировать XVII-XII вв. до н.э., хотя возможно, что она существовала несколько дольше наряду с "карасукской" культурой Минусинской котловины.
Скорее всего, народы - носители этих культур подолгу жили одновременно, сталкиваясь друг с другом в борьбе за земли, вытесняли один другого и вообще вели себя так, как обычно ведут себя разноплеменные соседи. Поэтому археологические датировки их условны, но для нашей темы важно другое: во II тыс. до н.э. степная зона была пригодна и для оседлого быта, и для примитивного земледелия, что говорит о повышенной увлажненности этой территории.
II тыс. до н.э. справедливо считается расцветом бронзового века. Орудия из бронзы позволяли обитателям степей легко вскапывать все участки плодородных земель, главным образом на речных террасах и вблизи водоемов. Хорошо орошаемые в эту эпоху степные почвы щедро вознаграждали относительно небольшие затраты труда первобытных земледельцев.
Наличие избыточного хлеба стимулировало рост скотоводства, потому что в зимнее время, даже при снегопадах или гололедице, скот можно было подкармливать зерном и соломой. Когда же хищническая обработка и скотосбой истощали почву на одном месте, легко можно было его сменить, ибо бескрайние просторы степей давали возможность находить новые участки плодородной, еще не истощенной почвы: старые участки тем временем зарастали.
Этнографические параллели показывают, что примитивные земледельцы - наиболее подвижный народ,
Вспомним, как быстро пересекли скваттеры североамериканскую прерию, а буры перебрались из Капской земли в Трансвааль. А по отношению к природным богатствам и те, и другие весьма походили на степняков бронзового века, которые тоже передвигались на волах и телегах.
Именно вследствие неизбежной подвижности примитивных земледельцев обречены на неудачу попытки установить хотя бы примерно численность населения того времени.
Несомненно, что большая часть стоянок в степях не сохранилась до нашего времени, и только более долговременные поселения в благодатных речных долинах достались археологам, но они наверняка не исчерпывают всего объема степных культур бронзового века и не позволяют составить достаточное представление о размахе деятельности людей того времени. Однако этот пробел можно восполнить путем привлечения некоторых реликтов исторической терминологии.
На карте, составленной С.В. Киселевым, поселения с керамикой андроновского типа отмечены в южной Туркмении и в Семиречье, что показывает весьма широкое распространение этого строя жизни. К сожалению, на археологической карте II тыс. до н.э. зияет огромное "белое пятно". Восточная граница "андроновской" культуры прослежена от Тарбагатая до Саянского хребта, а что было в это время в Джунгарии, Монголии и Бэйшане, можно только предполагать.
Однако наиболее вероятным представляется, что и там развивались культуры если не вполне идентичные андроновской, то весьма похожие на нее. Ландшафт и геоботанический состав западных и восточных склонов Алтая единообразны, а орошающие Восточную Монголию муссоны подчиняются той же гетерохронной закономерности, что и атлантические циклоны. Следовательно, условия для развития мотыжного земледелия и оседлого скотоводства были сходными для всей полосы степей вплоть до Хингана.
Это не значит, конечно, что население указанной территории было монолитно, но, учитывая большую подвижность народов, практикующих мотыжное земледелие, следует считать, что общение между степными племенами II тыс. до н.э. не могло не быть интенсивным. Ведь отсутствовало главное препятствие, отмеченное нами: непроходимые пустыни, которые в эпоху повышенного увлажнения должны были стать значительно уже и не могли представлять барьера при общении между племенами так же, как и лесные массивы гумидного ландшафта, переживавшего в это время очередное усыхание.
Было бы весьма интересно установить, не было ли на протяжении II тыс. климатических колебаний, связанных с переносом направления циклонов из аридной зоны на север, но, к сожалению, уровень наших знаний не позволяет делать в этом направлении не только выводов, но и предположений. Можно думать лишь, что, поскольку Месопотамия не страдала от наводнений, североиранская ветвь циклонов была ослаблена и, значит, в Арктике царил мороз.
А раз так, то амплитуда колебаний увлажнения была относительно невелика, и II тыс. до н.э. может считаться климатическим оптимумом. Следующую эпоху А.В. Шнитников определяет как переход от суббореального к субатлантическому периоду и датирует ее серединой I тыс. до н.э.. Тут можно внести небольшие хронологические уточнения. Отмеченное А.В. Шнитниковым увлажнение гумидной зоны началось около IX в. до н.э., кончилось к V в. до н.э. и соответствовало резкому усыханию аридной зоны; увлажнение аридной зоны, происходившее в IV-I вв. до н.э., согласно нашему тезису, совпадало с усыханием зоны гумидной.
Если расклассифицировать исторические данные, приведенные А.В. Шнитниковым для доказательства повышенного увлажнения в I тыс. до н.э., по зонам, то наша концепция подтвердится. Ранние сведения об увлажнении относятся к северному побережью Европы, а поздние касаются исключительно Средиземноморского и Каспийского бассейнов, причем уровень Каспийского моря в III в. до н.э. был ниже абсолютной отметки - 32м. Исходя из этой небольшой поправки в хронологии мы поведем дальнейшее рассмотрение климатического состояния евразийских степей.
На рубеже II и I тыс. до н.э. к VIII-VII вв. до н.э. климат Европы резко изменился - наступила холодная и влажная эпоха. Затопленные торфяники превратились в озера, широколиственные леса Англии и Франции погибли, наводнения в низовьях Рейна вызвали изменение конфигурации побережья Северного моря, повторилось наступление леса на Украине и развитие торфяников в Западной Сибири. Вот тут-то и наступила эпоха кочевого быта! В самом деле, если констатировано интенсивное увлажнение гумидной зоны, то ему должно соответствовать усыхание зоны аридной, к которому прибавился антропогенный фактор.
Примитивные земледельцы нарушали почвенный слой на своих полях, их стада разбивали пески около водопоев. Пока климат был влажным, быстрое зарастание препятствовало дефляции песков, но когда наступила засуха, безжалостный ветер понес тучи пыли и поля превратились в пустыни. Количество пищи, даваемой природой человеку, сократилось, поселки захирели, и многие из них были покинуты. Населению пришлось или отступать в горные долины (например, на Алтае и в Тянь-Шане), или изыскивать иную систему хозяйства, пригодную для новых условий. Таковой стал кочевой быт.
Обстоятельство возникновения кочевого хозяйства в евразийских степях до сих пор интерпретировалось без учета периодичности и гетерохронности увлажнения, и потому объяснения этого явления отличались от предлагаемого нами.
Однако большая часть установленных фактов и дат остается в силе, и только понимание событий меняется коренным образом за счет того нового материала, который дает физическая география. Он механически снимает прежние точки зрения, критика которых поэтому не нужна.
Дата появления кочевого хозяйства в евразийских странах и характеристика этапов его развития установлены С.И. Руденко. Аргументация его безукоризненна настолько, что разбор иной концепции уже не заслуживает внимания.
С.И. Руденко различает в степном скотоводстве три варианта.
1. Племя живет оседло, но часть семей вместе со скотом перемещается для его прокорма.
2. Все племя с весны до осени кочует со стадами.
3. Племя кочует круглый год.
В первых двух вариантах скотоводство обязательно сочетается с земледелием, хотя бы как заготовкой корма для стад, третий вариант сравнительно редок, он наблюдается в полупустынях около Аральского моря и в Восточной Монголии.
Переход от оседлого образа жизни к полукочевому, по мнению С. И. Руденко, не мог совершаться целыми племенами. Малоскотные семьи должны были оставаться на своих зимовках, и только богатые скотом могли освоить кочевой образ жизни. Однако встает дилемма: а не стали ли эти семьи богатыми именно потому, что они усвоили новый, более выгодный способ хозяйства, позволявший им максимально использовать выгоравшие степи?
Не встречаемся ли мы тут с внутриплеменной дифференциацией, начавшейся с разделения труда и закончившейся тем, что в условиях растущей аридизации уцелели и размножились те, кто сумел приспособиться к новым условиям, а консервативная часть племен оказалась обреченной на бедность и вымирание? Для решения этого вопроса взглянем на этническую и археологическую карту евразийской степи в середине I тыс. до н.э.
На той самой территории, где 1000 лет назад располагалась монолитная цивилизация, появляется большое количество племен и народов, различавшихся между собою языками, обычаями и внутренним устройством. Различались они и по материальной культуре. Прежде всего разделились восточный (монгольский) и западный (алтайский) культурные регионы. На востоке мы находим следы двух культур: "карасукской" в Минусинской котловине и культуры плиточных могил на берегах Селенги, Керулэна и в предгорьях Иньшаня. Обе культуры были созданы кочевниками-монголоидами, с той лишь разницей, что в Минусинской котловине "карасукцы" растворились в динлинах, а в степях Монголии образовалась палеосибирская раса второго порядка, к которой принадлежали хунны.
На западе носителями кочевого быта стали главным образом североиранские народы: скифы, саки и юечжи, а также другие, менее известные племена, происхождение которых определить трудно и не всегда возможно.
Это была эпоха предельной дифференциации степных племен. Так, Геродот сообщает, что для того, чтобы вести деловые сношения с аргиппеями (монголоидный народ на Среднем Иртыше), скифы пользуются семью переводчиками и семью языками. Такой взаимоизоляции в аридной зоне Евразии с тех пор не возникало, Можно ли думать, что это явление было наследием предыдущей, андроновской, эпохи? Нет, потому что во II тыс. до н.э. вся территория между скифским Доном и аргиппейским Иртышом была заселена народом, принадлежавшим к одному антропологическому типу и к единой культуре.
Очевидно, изменения произошли в начале I тыс. до н.э., при замене способа хозяйства, отчасти путем внедрения в степь новых народов, отчасти путем перехода отдельных групп местного населения к кочевому быту.
Было бы неверно думать, что те формы кочевого хозяйства, которые сложились к VII в. до н.э., т.е. перемещения со стадами на определенном участке в зависимости от времени года, способствовали общению между племенами. Наоборот, хотя участки обитания расширились, кочевники, привязанные к своим овцам, не имели повода к тому, чтобы их покидать. Вспомним, что и в других местах общение между народами и рост географических знаний были связаны с деятельностью народов оседлых, а не кочевых.
Финикияне и греки сделали для познания мира больше, чем скотоводы Аравийской и Сирийской пустынь, а когда арабы вступили на мировую арену, то инициатива в географических открытиях исходила от оседлых жителей оазисов, а не от бедуинов.
Вместе с тем кочевнику необходимо гораздо больше земли, чем земледельцу, и потому межплеменные столкновения в эпоху усиливающейся аридизации не могли не вызвать истребительных войн за пастбища. Конечно, войны - тоже способ общения. Во-первых, приходится заимствовать у противника лучшие формы вооружения, во-вторых, изделия побежденных попадают в руки победителей как добыча и, наконец, женщин и детей берут в плен и таким образом знакомятся с особенностями быта своих соседей.
Эти обстоятельства объясняют известное сходство материальной культуры скифо-сарматов I тыс. до н.э., но уже Страбон отмечал трудность изучения географии Скифии, так как "кочевники, не вступающие в общение с другими народностями и более многочисленные и могущественные, преградили доступ во все удобопроходимые места страны". По-видимому, быт евразийских кочевников I тыс. до н.э. напоминал образ жизни североамериканских индейцев, обитателей прерии, где, при сходстве материальной культуры, каждое племя держалось обособленно от соседей и находилось с ними в состоянии перманентной войны.
Способствовал разобщению и рост пустынь, становившихся труднопроходимыми. Так, граница между восточными и алтайскими народами пролегала не по горным хребтам и водоразделам, а по сыпучим пескам восточной Джунгарии, где осадков выпадает меньше 100 мм в год.
Эта полоса тянется в меридиональном направлении от Хамийской пустыни до Саянских гор, и ширина ее зависит от степени аридизации евразийской степи. Во влажные периоды переход через нее легок, но в засушливое время пустыня была труднопроходимым барьером, и культуры по обеим ее сторонам развивались независимо друг от друга. Так было в интересующую нас эпоху, когда на Алтае сложилась полукочевая культура юечжей (восточные сарматы), останки которых покоились в пазырыкских курганах, а в Монголии возник хуннский племенной союз, известный всему миру.
Предлагаемому выводу противоречит на первый взгляд то, что в степи между Ордосом и Дуньхуаном в IV в, до н.э. обитали многочисленные юечжи, и большинство исследователей считают эту территорию родиной этого народа. Но не могли же юечжи жить в безводной пустыне, тем более что предгорья Наньшаня, орошенные многочисленными ручьями, ниже теряющимися в песках, населяли усуни.
Юечжи овладели Алашанской степью не раньше конца V в. до н.э.. Теперь эта точка зрения находит подтверждение в данных палеогеографии, с тем лишь уточнением, что юечжи форсировали полосу пустынь, лежащую между Джунгарией, их истинной родиной, и предгорьями Наньшаня. Но самым мощным аргументом в пользу предлагаемой концепции является анализ юечжийских слов, сделанный Б. Лауфером в небольшой работе, опубликованной всего в 500 экземплярах и не получившей распространения. Б. Лауфер доказал, что юечжи говорили на североиранском языке, принадлежавшем к той же группе, что и скифский, согдийский, осетинский и ягнобский, и никакого отношения не имевшем к тохарскому, связанному с европейскими языками.
Следовательно, культурная, а значит, и этнографическая близость юечжей с обитателями Семиречья имела активные формы, базировавшиеся на сходной хозяйственной деятельности. И наоборот, обитатели оазисов долины Тарима составляли особый этнокультурный комплекс, причем границей между теми и другими был Тянь-Шань.
Переход же юечжей через пустыню к склонам Наньшаня произошел именно тогда, когда юечжи впервые были упомянуты в исторических источниках, т.е. в IV в. до н.э.
Юечжи двигались на запад, хунны на юг, и оба народа пересекли сузившиеся пустыни. Последовавшая в IV в, эпоха повышенного увлажнения степей стимулировала дальнейшее развитие кочевого хозяйства. Увеличилась площадь пастбищ, на которых расплодились стада домашних и диких животных, а по окраинам степи снова начали появляться оседлые поселения и поля, засеянные просом.
Когда в III в. до н.э. хунны и юечжи территориально сомкнулись, они стали оружием решать, кто из них будет властвовать над степью, сделавшейся вновь обширной и многолюдной.
Победа хуннов в 165 г. до н.э. определила дальнейшее направление интеграции степных народов и в пользу тюркоязычия и того кочевого образа жизни, который окончательно сложился в средние века. Остатки народов, сохранивших оседлость, долго еще доживали свой век в "болотных городищах" Сырдарьинской дельты (хиониты) и в оазисах южной Джунгарии (уге, чеши и др.).
Они тоже растеряли большую часть своей древней культуры, и только некоторые особенности стиля, совпадающие на Востоке и Западе, да термины, отмеченные нами, показывают, что мощи и величию евразийских кочевников предшествовал блеск и обаяние культуры оседлых народов бронзового века.
_________________
Один ритм пульса …
Ты знаешь телом, движение – опора,
надёжность и верность друга в схватке.
Когда друг друга выручали,
В короткое дыханье без оглядки.
Врага на ножи - одновременно брали.
Адреналином сердца бешено стучали.
Мы – русские, с нами Бог и Русь Святая!
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
Произносится с ярко выраженной эмоциональной окраской - как очевидная всем кроме того, кому говорится, истина…