|
Про речку Вачу и попутчицу Валю
В. Туманову
Под собою ног не чую -
И качается земля...
Третий месяц я бичую,
Так как списан подчистую
С китобоя-корабля.
Ну а так как я бичую,
Беспартийный, нееврей, -
Я на лестницах ночую,
Где тепло от батарей.
Это жизнь! Живи и грейся -
Хрен вам, пуля и петля!
Пью, бывает, хоть залейся:
Кореша приходят с рейса -
И гуляют "от рубля"!
Рупь - не деньги, рупь - бумажка,
Экономить - тяжкий грех.
Ах, душа моя тельняшка -
В сорок полос, семь прорех!
Но послал господь удачу -
Заработал свечку он! -
Увидав, как горько плачу,
Он сказал: "Гуляй на Вачу!
Торопись, пока сезон!"
Что такое эта Вача -
Разузнал я у бича, -
Он на Вачу ехал плача -
Возвращался хохоча.
Вача - это речка с мелью
Во глубине сибирских руд,
Вача - это дом с постелью,
Там стараются артелью, -
Много золота берут!
Как вербованный ишачу -
Не ханыжу, не "торчу"...
Взял билет, - лечу на Вачу,
Прилечу - похохочу!
Нету золота богаче -
Люди знают, им видней!
В общем, так или иначе,
Заработал я на Ваче
Сто семнадцать трудодней.
Подсчитали, отобрали, -
За еду, туда-сюда, -
Но четыре тыщи дали
Под расчет - вот это да!
Рассовал я их в карманы,
Где и рупь не ночевал,
И уехал в жарки страны,
Где кафе и рестораны -
Позабыть, как бичевал.
Выпью - там такая чача! -
За советчика бича:
Я на Вачу ехал плача -
Возвращаюсь хохоча!
...Проводник в преддверье пьянки
Извертелся на пупе,
То же и официантки,
А на первом полустанке
Села женщина в купе.
Может, вам она - как кляча,
Мне - так просто в самый раз!
Я на Вачу ехал плача -
Возвращаюсь веселясь!
То да се, да трали-вали, -
Как узнала про рубли...
Сотни по столу шныряли -
С Валей вместе и сошли.
С нею вышла незадача, -
Я и это залечу!
Я на Вачу ехал плача,
Возвращаюсь - хохочу!..
Суток пять как просквозило, -
Море вот оно - стоит.
У меня что было - сплыло, -
Проводник воротит рыло
И за водкой не бежит.
Рупь последний в Сочи трачу -
Телеграмму накатал:
Шлите денег - отбатрачу,
Я их все прохохотал.
Где вы, где вы, рассыпные, -
Хоть ругайся, хоть кричи!
Снова ваш я, дорогие, -
Магаданские, родные,
Незабвенные бичи!
Мимо носа носат чачу,
Мимо рота - алычу...
Я на Вачу еду, плача,
Над собою хохочу!
1977
Разговор в трамвае
"Граждане! Зачем толкаетесь,
На скандал и ссору нарываетесь?
Сесть хотите? Дальняя дорога?
Я вам уступлю, ради Бога!
Граждане! даже пьяные!
Все мы - пассажиры постоянные,
Все живем, билеты отрываем,
Все по жизни едем трамваем.
Тесно вам? И зря ругаетесь, -
Почему вперед не продвигаетесь?!
Каши с вами, видимо, не сваришь..."
"Никакой я вам не товарищ!"
"Ноги все прокопытили..."
"Вон уже дыра на вашем кителе!"
"Разбудите этого мужчину, -
Он во сне поет матерщину".
"Граждане! Жизнь кончается! -
Третий круг сойти не получается!"
"С вас, товарищ, штраф, рассчитайтесь!
Нет? Тогда еще покатайтесь!"
1968, 1975, {1977}
x x x
Снег скрипел подо мной,
Поскрипев, затихал,
А сугробы прилечь завлекали...
Я дышал синевой,
Белый пар выдыхал, -
Он летел, становясь облаками.
И звенела тоска, что в безрадостной песне поется,
Как ямщик замерзал в той глухой незнакомой степи:
Усыпив, ямщика заморозило желтое солнце,
И никто не сказал: "Шевелись, подымайся, не спи!"
...Все стоит на Руси
До макушек в снегу, -
Полз, катился, чтоб не провалиться:
Сохрани и спаси,
Дай веселья в пургу,
Дай не лечь, не уснуть, не забыться!
Тот ямщик-чудодей бросил кнут и - куда ему деться:
Помянул о Христе, ошалев от заснеженных верст, -
Он, хлеща лошадей, мог движеньем и злостью согреться,
Ну а он в доброте их жалел, и не бил - и замерз.
...Отраженье свое
Увидал в полынье,
И взяла меня оторопь: в пору б
Оборвать житие, -
Я по грудь во вранье,
Да и сам-то я кто?! Надо в прорубь.
Хоть душа пропита - ей там голой не вытерпеть стужу.
В прорубь надо да в омут, но сам, а не руки сложа!
Пар валит изо рта: эк душа моя рвется наружу, -
Выйдет вся - схороните, зарежусь - снимите с ножа.
Снег кружит над землей,
Над страною моей, -
Мягко стелет, в запой зазывает...
Ах, ямщик удалой, -
Пьет и хлещет коней,
А непьяный ямщик - замерзает.
1977
x x x
Вадиму Туманову
В младенчестве нас матери пугали,
Суля за ослушание Сибирь, грозя рукой, -
Они в сердцах бранились - и едва ли
Желали детям участи такой.
А мы пошли за так на четвертак, за ради бога,
В обход и напролом, и просто пылью по лучу...
К каким порогам приведет дорога?
В какую пропасть напоследок прокричу?
Мы Север свой отыщем без компаса -
Угрозы матерей мы зазубрили как завет, -
И ветер дул с костей сдувая мясо
И радуя прохладою скелет.
Мольбы и стоны здесь не выживают -
Хватает и уносит их поземка и метель,
Слова и слезы на ветру смерзают, -
Лишь брань и пули настигают цель.
И мы пошли за так на четвертак, за ради бога,
В обход и напролом, и просто пылью по лучу...
К каким порогам приведет дорога?
В какую пропасть напоследок прокричу?
Про все писать - не выдержит бумага,
Все - в прошлом, ну а прошлое - былье и трын-трава, -
Не раз нам кости перемыла драга -
В нас, значит, было золото, братва!
Но чуден звон души моей помина,
И белый день белей, и ночь черней, и суше снег, -
И мерзлота надежней формалина
Мой труп на память сохранит навек.
И мы пошли за так на четвертак, за ради бога,
В обход и напролом, и просто пылью по лучу...
К каким порогам приведет дорога?
В какую пропасть напоследок прокричу?
Я на воспоминания не падок,
Но если занесла судьба - гляди и не тужи:
Мы здесь подохли - вон он, тот распадок, -
Нас выгребли бульдозеров ножи.
Здесь мы прошли за так на четвертак, за ради бога,
В обход и напролом, и просто пылью по лучу, -
К каким порогам привела дорога...
В какую пропасть напоследок прокричу?..
1977
x x x
Вадиму Туманову
Был побег на рывок -
Наглый, глупый, дневной, -
Володарского - с ног
И - вперед головой.
И запрыгали двое,
В такт сопя на бегу,
На виду у конвоя
Да по пояс в снегу.
Положен строй в порядке образцовом,
И взвыла "Дружба" - старая пила,
И осенили знаменьем свинцовым
С очухавшихся вышек три ствола.
Все лежали плашмя,
В снег уткнули носы, -
А за нами двумя -
Бесноватые псы.
Девять граммов горячие,
Аль вам тесно в стволах!
Мы на мушках корячились,
Словно как на колах.
Нам - добежать до берега, до цели, -
Но выше - с вышек - все предрешено:
Там у стрелков мы дергались в прицеле -
Умора просто, до чего смешно.
Вот бы мне посмотреть,
С кем отправился в путь,
С кем рискнул помереть,
С кем затеял рискнуть!
Где-то виделись будто, -
Чуть очухался я -
Прохрипел: "Кака зовут-то?"
И - какая статья?"
Но поздно: зачеркнули его пули -
Крестом - в затылок, пояс, два плеча, -
А я бежал и думал: добегу ли? -
И даже не заметил сгоряча.
Я - к нему, чудаку:
Почему, мол, отстал?
Ну а он - на боку
И мозги распластал.
Пробрало! - телогрейка
Аж просохла на мне:
Лихо бьет трехлинейка -
Прямо как на войне!
Как за грудки, держался я за камни:
Когда собаки близко - не беги!
Псы покропили землю языками -
И разбрелись, слизав его мозги.
Приподнялся и я,
Белый свет стервеня, -
И гляжу - кумовья
Поджидают меня.
Пнули труп: "Эх, скотина!
Нету проку с него:
За поимки полтина,
А за смерть - ничего".
И мы прошли гуськом перед бригадой,
Потом - на вахту, отряхнувши снег:
Они обратно в зону - за наградой,
А я - за новым сроком за побег.
Я сначала грубил,
А потом перестал.
Целый взвод меня бил -
Аж два раза устал.
Зря пугают тем светом, -
Тут - с дубьем, там - с крутом:
Врежут там - я на этом,
Врежут здесь - я на том.
Я гордость под исподнее упрятал -
Видал, как пятки лижут гордецы, -
Пошел лизать я раны в лизолятор, -
Не зализал - и вот они, рубцы.
Эх бы нам - вдоль реки, -
Он был тоже не слаб, -
Чтобы им - не с руки,
А собакам - не с лап!..
Вот и сказке конец.
Зверь бежит на ловца,
Снес - как срезал - ловец
Беглецу пол-лица.
...Все взято в трубы, перекрыты краны, -
Ночами только воют и скулят,
Что надо, надо сыпать соль на раны:
Чтоб лучше помнить - пусть они болят!
1977
Райские яблоки
Я когда-то умру - мы когда-то всегда умираем, -
Как бы так угадать, чтоб не сам - чтобы в спину ножом:
Убиенных щадят, отпевают и балуют раем, -
Не скажу про живых, но покойников мы бережем.
В грязь ударю лицом, завалюсь покрасивее набок -
И ударит душа на ворованных клячах в галоп,
В дивных райских садах наберу бледно-розовых яблок...
Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.
Прискакали - гляжу - пред очами не райское что-то:
Неродящий пустырь и сплошное ничто - беспредел.
И среди ничего возвышались литые ворота,
И огромный этап - тысяч пять - на коленях сидел.
Как ржанет коренной! Я смирил его ласковым словом,
Да репьи из мочал еле выдрал и гриву заплел.
Седовласый старик слишком долго возился с засовом -
И кряхтел и ворчал, и не смог отворить - и ушел.
И измученный люд не издал ни единого стона,
Лишь на корточки вдруг с онемевших колен пересел.
Здесь малина, братва, - нас встречают малиновым звоном!
Все вернулось на круг, и распятый над кругом висел.
Всем нам блага подай, да и много ли требовал я благ?!
Мне - чтоб были друзья, да жена - чтобы пала на гроб, -
Ну а я уж для них наберу бледно-розовых яблок...
Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.
Я узнал старика по слезам на щеках его дряблых:
Это Петр Святой - он апостол, а я - остолоп.
Вот и кущи-сады, в коих прорва мороженных яблок...
Но сады сторожат - и убит я без промаха в лоб.
И погнал я коней прочь от мест этих гнилых и зяблых, -
Кони просят овсу, но и я закусил удила.
Вдоль обрыва с кнутом по-над пропастью пазуху яблок
Для тебя я везу: ты меня и из рая ждала!
1977
Райские яблоки
(Второй вариант)
Я умру говорят - мы когда-то всегда умираем, -
Съезжу на даpмовых, если в спину сподобят ножом:
Убиенных щадят, отпевают и балуют раем, -
Не скажу про живых, а покойников мы бережем.
В грязь ударю лицом, завалюсь покрасивее набок -
И ударит душа на ворованных клячах в галоп,
Вот и дело с концом, - в pайских кущах покушаю яблок.
Подойду не спеша - вдуг апостол веpнет, остолоп!..
Чуp меня самого!.. Наважденье... Знакомое что-то -
Неродящий пустырь и сплошное ничто - беспредел.
И среди ничего возвышались литые ворота,
И огромный этап - тысяч пять - на коленях сидел.
Как ржанет коренник! Я смирил его ласковым словом,
Да репьи из мочал еле выдрал и гриву заплел.
Петp-апостол, старик, слишком долго возился с засовом -
И кряхтел и ворчал, и не смог отворить - и ушел.
Тот огpомный этап не издал ни единого стона,
Лишь на корточки вдруг с онемевших колен пересел.
Вот следы песьих лап... Да не pай это вовсе, а зона!
Все вернулось на круг, и распятый над кругом висел.
Мы с конями глядим - вот уж истинно зонам всем зона!
Хлебный дух из ворот - так надежней, чем руки вязать.
Я пока невредим, но и я нахлебался озона.
Лепоты полон рот, и ругательство трудо сказать.
Засучив рукава, пролетели две тени в зеленом.
С криком "В рельсу стучи!" пропорхали на крыльях бичи.
Там малина, братва, нас встречает малиновым звоном.
Но звенели ключи - это к нам подбирали ключи...
Я подох на задах, на руках на старушечьих дряблых,
Не к Мадонне прижат Божий Сын, а к стене, как холоп.
В дивных райских садах просто прорва мороженых яблок,
Но сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.
Херувимы кружат, ангел окает с вышки - занятно!
Да не взыщет Христос, - рву плоды ледяные с дерев.
Как я выстрелу рад, ускакал я из рая обратно,
Вот и яблок принес, их за пазухой телом согрев.
Я еще раз умру - если надо, мы вновь умираем.
Удалось. Бог ты мой! Я не сам - вы мне пулю в живот.
Так сложилось в миру - всех застреленных балуют раем,
А оттуда землей... Береженного Бог бережет!
С перекошенным ртом завалюсь поcле выстрела набок,
Кони просят овсу, но и я закусил удила.
Вдоль обрыва с кнутом по-над пропастью пазуху яблок
Я тебе привезу - ты меня и из рая ждала!
1977
x x x
В одной державе с населеньем... -
Но это, впрочем, все равно, -
Других держав с опереженьем,
Все пользовалось уваженьем,
Что может только пить вино.
Царь в той державе был без лоску:
Небрит, небрежен, как и мы,
Стрельнет, коль надо, папироску,
Ну, словом, свой, ну, словом, в доску.
И этим бередил умы.
Он был племянником при дяде,
Пред тем как злобный дар НЕ ПИТЬ
Порвал гнилую жизни нить -
В могилу дядю свел. Но пить
Наш царь не смел при дяде-гаде.
Когда иные чужеземцы,
Инако мыслящие нам
(Кто - исповедуя ислам,
А кто - по глупости, как немцы),
К нам приезжали по делам -
С грехом, конечно, пополам
Домой обратно уезжали:
Их поражал не шум, не гам
И не броженье по столам,
А то, что бывший царь наш - хам
И что его не уважали.
Воспоминают паханы,
Как он совал им ППШ:
"Стреляй!" - На завтра ж - хоть бы хны!
Он, гад, был трезвенник в душе.
И у него, конечно, дочка -
Уже на выданье - была
Хорошая - в нефрите почка,
Так как с рождения пила.
А царь старался, бедолага,
Добыть ей пьяницу в мужья:
Он пьянство почитал за благо...
Нежней отцов не знаю я.
Бутылку принесет, бывало:
"Дочурка! На, хоть ты хлебни!"
А та кричит: "С утра - ни-ни!"
Она с утра не принимала,
Или комедию ломала, -
А что ломать, когда одни?
"Пей, вербочка моя, ракитка,
Наследная прямая дочь!
Да знала б ты, какая пытка
С народом вместе пить не мочь!
Мне б зятя, даже не на зависть...
Найди мне зятюшку, найди!
Пусть он, как тот трусливый заяц,
Не похмеляется, мерзавец,
Пусть пьет с полудня, - выходи!
Пойми мои отцовы муки,
Ведь я волнуюся не зря,
Что эти трезвые гадюки -
Всегда - тайком и втихаря!
Я нажил все, я нажил грыжу,
Неся мой груз, мое дитя!
Ох, если я тебя увижу
С одним их этих - так обижу...
Убью, быть может, не хотя -
Во как я трезвых ненавижу!"
Как утро - вся держава в бане, -
Отпарка шла без выходных.
Любил наш царь всю пьянь на пьяни,
Всех наших доблестных ханыг.
От трезвых он - как от проказы:
Как встретит - так бежит от них,
Он втайне издавал указы,
Все в пользу бедных и хмельных.
На стенах лозунги висели -
По центру, а не где-нибудь:
"Виват загулы и веселье!
Долой трезвеющую нудь!"
Сугубо и давно не пьющих -
Кого куда: кого - в острог,
Особо - принципы имущих.
Сам, в силу власти, пить не мог.
Но трезвые сбирали силы,
Пока мы пили натощак,
Но наши верные кутилы
Нам доносили - где и как.
На митинг против перегара
Сберутся, - мы их хвать в кольцо! -
И ну гурьбой дышать в лицо,
А то - брандспойт, а в нем водяра.
Как хулиганили, орали -
Не произнесть в оригинале,
Ну, трезвая шпана, кошмар!
Но мы их все же разогнали
И отстояли перегар.
А в это время трезвь сплотилась
Вокруг кого-то одного,
Уже отважились на вылаз
Секретно, тихо, делово.
И шли они не на банкеты,
А на работу, им на страх
У входа пьяные пикеты
Едва держались на ногах.
А вечерами - по два, по три
Уже решились выползать:
Сидит - не пьет и нагло смотрит,
...Царю был очень нужен зять.
Явился зять как по приказу:
Ну, я скажу вам - ого-го!
Он эту трезвую заразу
Стал истреблять везде и сразу,
А при дворе - первей всего.
Ура! Их силы резко тают -
Уж к главарю мы тянем нить:
Увидят бритого - хватают
И - принудительно лечить.
Сначала - доза алкоголя,
Но - чтоб не причинить вреда.
Сопротивленье - ерунда:
Пять суток - и сломалась воля,
Сам медсестричку кличет: "Оля!.."
Он наш - и враз и навсегда.
Да он из ангелов из сущих,
Кто ж он - зятек? Ба! Вот те на!
Он - это сам глава непьющих,
Испробовавший вкус вина.
1977
x x x
Здравствуй, "Юность", это я,
Аня Чепурная,
Я ровесница твоя,
То есть молодая.
То есть, мама говорит,
Внука не желая:
Рано больно, дескать, стыд,
Будто не жила я.
Моя мама - инвалид:
Получила травму,
И теперь благоволит
Больше к божью храму.
Любит лазить по хорам,
Лаять тоже стала, -
Но она в науки храм
Тоже б забегала...
Не бросай читать письмо,
"Юность" дорогая!
Врач мамашу, если б смог,
Излечил от лая.
Ты подумала, де, вот
Встанет спозаранка
И строчит, и шлет, и шлет
Письма, хулиганка!
Нет, я правда в первый раз
О себе и Мите...
Слезы капают из глаз, -
Извините - будет грязь -
И письмо дочтите!
Я ж живая - вот реву, -
Вам-то все повтор, но
Я же грежу наяву:
Как дойдет письмо в Москву -
Станет мне просторно.
А отца радикулит
Гнет горизонтально,
Он - военный инвалид,
Так что все нормально.
Вас дедуля свято чтит, -
Говорит пространно,
Все от Бога, говорит,
Или от экрана.
Не бросай меня одну
И откликнись, "Юность"!
Мне - хоть щас на глубину!
Ну куда я денусь, ну?
Ну куда я сунусь?
Нет, я лучше от и до,
Как и что случилось:
Здесь гадючее гнездо,
"Юность", получилось.
Защити (тогда мы их! -
Живо шею свертим)
Нас - двоих друзей твоих, -
А не то тут смерть им.
Митя - это... как сказать?..
Это я с которым...
В общем, стала я гулять
С Митей-комбайнером.
Жар валил от наших тел
(Образно, конечно), -
Он по-честному хотел -
Это я - он аж вспотел, -
Я была беспечна.
Это было жарким днем
Посреди ухаба...
"Юность", мы с тобой поймем:
Ты же тоже баба!
Да и хоть бы между льдин -
Все равно б случилось:
Я - шатенка, он - блондин,
Я одна и он один.
Я же с ним училась!
Зря мы это, Митя, зря, -
Но ведь кровь-то бродит...
Как не помню - три хмыря,
Словно три богатыря...
Колька верховодит.
Защитили наготу
И прикрылись наспех, -
А уж те орут: "Ату!" -
Поднимают на смех.
Смех - забава для парней -
Страшное оружье!
Но а здесь - еще страшней,
Если до замужья.
Наготу преодолев,
Срам прикрыв рукою,
Митя был как правда лев.
Колька ржет, зовет за хлев,
Словно с "б" со мною...
Дальше - больше: он закрыл
Митину одежду,
Двух дружков своих пустил...
И пришли сто сорок рыл
С деревень и между...
P.S. Вот люблю ли я его?
Передай три слова
(И не бойся ничего:
Заживет - и снова...), -
Слова, надо же вот, а! -
Или знак хотя бы!..
В общем, ниже живота...
Догадайся живо! Так
Мы же обе - бабы.
Нет боюсь, что не поймешь!
Но я - истый друг вам.
Ты конвертик надорвешь,
Левый угол отогнешь -
Там уже по буквам!
1977
x x x
Михаилу Шемякину под впечатлением
от серии "Чрево"
И кто вы суть? Безликие кликуши?
Куда грядете - в Мекку ли в Мессины?
Модели ли влачите к Монпарнасу?
Кровавы ваши спины, словно туши,
А туши - как ободранные спины
И ребра в ребра ...нзят и мясо к мясу.
Ударил ток, скотину оглуша,
Обмякла плоть на плоскости картины
И тяжко пала мяснику на плечи.
На ум, на кисть творцу попала туша
И дюжие согбенные детины,
Вершащие дела не человечьи.
Кончал палач - дела его ужасны,
А дальше те, кто гаже, ниже, плоше
Таскали жертвы после гильотины:
Безглазны, безголовы и безгласны
И, кажется, бессутны тушеноши, -
Как бы катками вмяты в суть картины.
Так кто вы суть, загубленные души?
Куда спешите, полуобразины?
Вас не разъять - едины обе массы.
Суть Сутина - "Спасите наши туши!"
Вы ляжете, заколотые в спины,
И урка слижет с лиц у вас гримасу.
Слезу слизнет, и слизь, и лимфу с кровью -
Соленую людскую и коровью,
И станут пепла чище, пыли суше
Кентавры или человекотуши.
Я - ротозей, но вот не сплю ночами -
(В глаза бы вам взглянуть из-за картины!) -
Неймется мне, шуту и лоботрясу,
Сдается мне - хлестали вас бичами?!.
Вы крест несли и ободрали спины?!.
И - ребра в ребра вам - и нету спасу.
1977
x x x
Мне судьба - до последней черты, до креста
Спорить до хрипоты (а за ней - немота),
Убеждать и доказывать с пеной у рта,
Что - не то это все, не тот и не та!
Что - лабазники врут про ошибки Христа,
Что - пока еще в грунт не влежалась плита, -
Триста лет под татарами - жизнь еще та:
Маета трехсотлетняя и нищета.
Но под властью татар жил Иван Калита,
И уж был не один, кто один против ста.
{Пот} намерений добрых и бунтов тщета,
Пугачевщина, кровь и опять - нищета...
Пусть не враз, пусть сперва не поймут ни черта, -
Повторю даже в образе злого шута, -
Но не стоит предмет, да и тема не та, -
Суета всех сует - все равно суета.
Только чашу испить - не успеть на бегу,
Даже если разлить - все равно не смогу;
Или выплеснуть в наглую рожу врагу -
Не ломаюсь, не лгу - все равно не могу;
На вертящемся гладком и скользком кругу
Равновесье держу, изгибаюсь в дугу!
Что же с чашею делать?! Разбить - не могу!
Потерплю - и достойного подстерегу:
Передам - и не надо держаться в кругу
И в кромешную тьму, и в неясную згу, -
Другу передоверивши чашу, сбегу!
Смог ли он ее выпить - узнать не смогу.
Я с сошедшими с круга пасусь на лугу,
Я о чаше невыпитой здесь ни гугу -
Никому не скажу, при себе сберегу, -
А сказать - и затопчут меня на лугу.
Я до рвоты, ребята, за вас хлопочу!
Может, кто-то когда-то поставит свечу
Мне за голый мой нерв, на котором кричу,
И веселый манер, на котором шучу...
Даже если сулят золотую парчу
Или порчу грозят напустить - не хочу, -
На ослабленном нерве я не зазвучу -
Я уж свой подтяну, подновлю, подвинчу!
Лучше я загуляю, запью, заторчу,
Все, что за ночь кропаю,- в чаду растопчу,
Лучше голову песне своей откручу, -
Но не буду скользить словно пыль по лучу!
...Если все-таки чашу испить мне судьба,
Если музыка с песней не слишком груба,
Если вдруг докажу, даже с пеной у рта, -
Я уйду и скажу, что не все суета!
1977
Пожары
Пожары над страной все выше, жарче, веселей,
Их отблески плясали в два притопа три прихлопа, -
Но вот Судьба и Время пересели на коней,
А там - в галоп, под пули в лоб, -
И мир ударило в озноб
От этого галопа.
Шальные пули злы, слепы и бестолковы,
А мы летели вскачь - они за нами влет, -
Расковывались кони - и горячие подковы
Летели в пыль - на счастье тем, кто их потом найдет.
Увертливы поводья, словно угри,
И спутаны и волосы и мысли на бегу, -
А ветер дул - и расплетал нам кудри,
И расправлял извилины в мозгу.
Ни бегство от огня, ни страх погони - ни при чем,
А Время подскакало, и Фортуна улыбалась, -
И сабли седоков скрестились с солнечным лучом, -
Седок - поэт, а конь - пегас.
Пожар померк, потом погас, -
А скачка разгоралась.
Еще не видел свет подобного аллюра -
Копыта били дробь, трезвонила капель.
Помешанная на крови слепая пуля-дура
Прозрела, поумнела вдруг - и чаще била в цель.
И кто кого - азартней перепляса,
И кто скорее - в этой скачке опоздавших нет, -
А ветер дул, с костей сдувая мясо
И радуя прохладою скелет.
Удача впереди и исцеление больным, -
Впервые скачет Время напрямую - не по кругу,
Обещанное завтра будет горьким и хмельным...
Легко скакать, врага видать,
И друга тоже - благодать!
Судьба летит по лугу!
Доверчивую Смерть вкруг пальца обернули -
Замешкалась она, забыв махнуть косой, -
Уже не догоняли нас и отставали пули...
Удастся ли умыться нам не кровью, а росой?!
Пел ветер все печальнее и глуше,
Навылет Время ранено, досталось и Судьбе.
Ветра и кони - и тела и души
Убитых - выносили на себе.
1977
Юрию Петровичу Любимову
с любовью в 60 его лет
от Владимира Высоцкого
Ах, как тебе родиться подфартило -
Почти одновременно со страной!
Ты прожил с нею все, что с нею было.
Скажи еще спасибо, что живой.
В шестнадцать лет читал ты речь Олеши,
Ты в двадцать встретил год тридцать седьмой.
Теперь "иных уж нет, а те - далече"...
Скажи еще спасибо, что живой!
Служил ты под началом полотера.
Скажи, на сердце руку положив,
Ведь знай Лаврентий Палыч - вот умора! -
Как знаешь ты, остался бы ты жив?
А нынче - в драках выдублена шкура,
Протравлена до нервов суетой.
Сказал бы Николай Робертыч: "Юра,
Скажи еще спасибо, что живой!"
Хоть ты дождался первенца не рано,
Но уберег от раны ножевой.
Твой "Добрый человек из Сезуана"
Живет еще. Спасибо, что живой.
Зачем гадать цыгану на ладонях,
Он сам хозяин над своей судьбой.
Скачи, цыган, на "Деревянных конях",
Гони коней! Спасибо, что живой.
"Быть или не быть?" мы зря не помарали.
Конечно - быть, но только начеку.
Вы помните: конструкции упали? -
Но живы все, спасибо Дупаку.
"Марата" нет - его создатель странен,
За "Турандот" Пекин поднимет вой.
Можайся, брат, - твой "Кузькин" трижды ранен,
И все-таки спасибо, что живой.
Любовь, Надежда, Зина - тоже штучка! -
Вся труппа на подбор, одна к одной!
И мать их - Софья-золотая ручка...
Скажи еще спасибо, что живой!
Одни в машинах, несмотря на цены, -
Им, пьющим, лучше б транспорт гужевой.
Подумаешь, один упал со сцены -
Скажи еще спасибо, что живой!
Не раз, не два грозили снять с работы,
Зажали праздник полувековой...
Тринадцать лет театра, как зачеты -
Один за три. Спасибо, что живой.
Что шестьдесят при медицине этой!
Тьфу, тьфу, не сглазить! Даром что седой.
По временам на седину не сетуй,
Скажи еще спасибо, что живой!
Позвал Милан, не опасаясь риска, -
И понеслась! (Живем то однова!)...
Теперь - Париж, и близко Сан-Франциско,
И даже - при желании - Москва!
Париж к Таганке десять лет пристрастен,
Француз театр путает с тюрьмой.
Не огорчайся, что не едет "Мастер", -
Скажи еще мерси, что он живой!
Лиха беда - настырна и глазаста -
Устанет ли кружить над головой?
Тебе когда-то перевалит за сто -
И мы споем: "Спасибо, что живой!"
Пей, атаман, - здоровье позволяет,
Пей, куренной, когда-то Кошевой!
Таганское казачество желает
Добра тебе! Спасибо, что живой!
1977
Олегу Ефремову
Мы из породы битых, но живучих,
Мы помним все, нам память дорога.
Я говорю как мхатовский лазутчик,
Заброшенный в Таганку - в тыл врага.
Теперь в обнимку, как боксеры в клинче,
И я, когда-то мхатовский студент,
Олегу Николаевичу нынче
Докладываю данные развед...
Что на Таганке той толпа нахальная,
У кассы давятся - Гоморр, Содом! -
Цыганки с картами, дорога дальняя,
И снова строится казенный дом.
При всех делах таганцы с вами схожи,
Хотя, конечно, разницу найдешь:
Спектаклям МХАТа рукоплещут ложи,
А мы, без ложной скромности, без лож.
В свой полувек Олег на век моложе -
Вторая жизнь в замен семи смертей,
Из-за того, что есть в театре ложи
Ты можешь смело приглашать гостей.
Артисты мажутся французским тончиком -
С последних ярусов и то видать!
А на Таганке той - партер с балкончиком,
И гримы не на что им покупать.
Таганцы ваших авторов хватают,
И тоже научились брать нутром,
У них гурьбой Булгакова играют,
И Пушкина - опять же впятером.
Шагают роты в выкладке на марше,
Двум ротным - ордена за марш-бросок!
Всего на десять лет Любимов старше,
Плюс "Десять дней..." - но разве это срок?!
Гадали разное - года в гаданиях:
Мол, доиграются - и грянет гром.
К тому ж кирпичики на новых зданиях
Напоминают всем казенный дом.
Ломали, как когда-то Галлилея,
Предсказывали крах - прием не нов,
Но оба добрались до юбилея
И дожили до важных орденов.
В истории искать примеры надо -
Был на Руси такой же человек,
Он щит прибил к воротам Цареграда
И звался тоже, кажется, Олег...
Семь лет назад ты въехал в двери МХАТа,
Влетел на белом княжеском коне.
Ты сталь сварил, теперь все ждут проката -
И изнутри, конечно, и извне.
На мхатовскую мельницу налили
Расплав горячий - это удалось.
Чуть было "Чайке" крылья не спалили,
Но слава богу, славой обошлось.
Во многом совпадают интересы:
В Таганке пьют за старый Новый год,
В обоих коллективах "мерседесы",
Вот только "Чайки" нам недостает.
А на Таганке, там возня повальная,
Перед гастролями она бурлит -
Им предстоит в Париж дорога дальняя,
Но "Птица синяя" не предстоит.
Здесь режиссер в актере умирает,
Но - вот вам парадокс и перегиб:
Абдулов Сева - Севу каждый знает -
В Ефремове чуть было не погиб.
Нет, право, мы похожи, даже в споре,
Живем и против правды не грешим:
Я тоже чуть не умер в режиссере
И, кстати, с удовольствием большим...
Идут во МХАТ актеры, и едва ли
Затем, что больше платят за труды.
Но дай Бог счастья тем, кто на бульваре,
Где чище стали Чистые пруды!
Тоскуй, Олег, в минуты дорогие
По вечно и доподлинно живым!
Все понимают эту ностальгию
По бывшим современникам твоим.
Волхвы пророчили концы печальные:
Мол, змеи в черепе коня живут...
А мне вот кажется, дороги дальние,
Глядишь, когда-нибудь и совпадут.
Ученые, конечно, не наврали.
Но ведь страна искусств - страна чудес,
Развитье здесь идет не по спирали,
И вкривь и вкось, вразрез, наперерез.
Затихла брань, но временны поблажки,
Светла Адмиралтейская игла.
Таганка, МХАТ идут в одной упряжке,
И общая телега тяжела.
Мы - пара тварей с Ноева Ковчега,
Два полушарья мы одной коры.
Не надо в академики Олега!
Бросайте дружно черные шары!
И с той поры, как люди слезли с веток,
Сей день - один из главных. Можно встать
И тост поднять за десять пятилеток -
За сто на два, за два по двадцать пять!
1977
x x x
{М. Барышникову}
Схвати судьбу за горло, словно посох,
И па-де-де-держись все гала кряду!
Я въеду в Невский на твоих колесах,
А ты - пешком пройдешь по Ленинграду.
{1977}
Попытка самоубийства
Подшит крахмальный подворотничок
И наглухо застегнут китель серый -
И вот легли на спусковой крючок
Бескровные фаланги офицера.
Пора! Кто знает время сей поры?
Но вот она воистину близка:
О, как недолог жест от кобуры
До выбритого начисто виска!
Движение закончилось, и сдуло
С назначенной мишени волосок -
С улыбкой Смерть уставилась из дула
На аккуратно выбритый висок.
Виднелась сбоку поднятая бровь,
А рядом что-то билось и дрожало -
В виске еще не пущенная кровь
Пульсировала, то есть возражала.
И перед тем как ринуться посметь
От уха в мозг, наискосок к затылку, -
Вдруг загляделась пристальная Смерть
На жалкую взбесившуюся жилку...
Промедлила она - и прогадала:
Теперь обратно в кобуру ложись!
Так Смерть впервые близко увидала
С рожденья ненавидимую Жизнь.
1978
x x x
Много во мне маминого,
Папино - сокрыто,
Я из века каменного,
Из палеолита.
Но по многим отзывам -
Я умный и не злой,
То есть, в веке бронзовом
Стою одной ногой.
Наше племя ропщет, смея
Вслух ругать порядки.
В первобытном обществе я
Вижу недостатки.
Просто вопиющие! -
Довлеют и грозят,
Далеко идущие -
На тыщу лет назад.
Собралась, умывшись чисто,
Во поле элита.
Думали, как выйти из то-
Го палеолита.
Под кустами ириса
Все передрались.
Не договорилися,
А так и разбрелись.
Завели старейшины, а
Нам они примеры, -
По две, по три женщины, по
Две, по три пещеры.
Жены крепко заперты
На цепи да замки,
А на крайнем Западе
Открыты бардаки.
Перед соплеменниками,
Вовсе не стесняясь,
Бродят люди с вениками,
Матерно ругаясь,
Дрянь в огонь из бака льют,
Надыбали уют,
Ухают и крякают,
Хихикают и пьют.
Между поколениями
Ссоры возникают,
Жертвоприношениями
Злоупотребляют.
Ходишь - озираешься
И ловишь каждый взгляд.
Малость зазеваешься -
Уже тебя едят.
Люди понимающие
Ездят на горбатых,
На горбу катающие
Грезят о зарплатах.
Счастливы горбатые,
По тропочкам несясь.
Бедные, богатые -
У них, а не у нас.
Продали подряд все сразу
Племенам соседним,
Воинов гноят образо-
Ваньем этим средним,
От повальной грамоты
Те начали орать.
Поглядели мамонты
И стали вымирать.
Дети все с царапинами
И одеты куце,
Топорами папиными
День и ночь секутся.
Скоро эра кончится -
Набалуетесь всласть!
В будущее хочется?
Да как туда попасть?!
Колдуны пророчили, де
Будет все попозже...
За камнями - очереди,
За костями - тоже.
От былой от вольности
Давно простыл и след:
Хвать тебя за волосы! -
И глядь - тебя и нет.
Притворились добренькими,
Многих прочь услали
И пещеры ковриками
Пышными устлали.
Мы стоим, нас трое, нам -
Бутылку коньяку...
Тишь в благоустроенном
{И} каменном веку.
Встреться мне, молю я исто,
Во поле, элита!
Забери ты меня из то-
Го палеолита.
Ведь по многим отзывам -
Я умный и не злой,
То есть, в веке бронзовом
Стою одной ногой.
1978
x x x
Пародии делает он под тебя,
О будущем бредя, о прошлом скорбя,
Журит по хорошему, вроде, любя,
С улыбкой поет непременно,
А кажется будто поет - под себя -
И делает одновременно.
Про росы, про плесы, про медкупоросы,
Там - осыпи, осы, мороз и торосы,
И сосны, и СОСы, и соски, и косы,
Усы, эскимосы и злостные боссы.
А в Подольске - раздолье:
Ив Монтан он - и только!
Есть ведь и горькая доля,
А есть горькая долька.
Тогда его зритель Подольский
Возлюбит зимою и летом,
А вот полуостров наш Кольский
Весьма потеряет на этом.
Настолько он весь романтичный,
Что нечего и пародировать,
Но он мне в душе симпатичен,
[Я б смог] его перефразировать.
Нет свободной минуты и, кстати,
Спать не может {он} не от кошмаров,
Потому что он {все} время тратит
На подсчеты моих гонораров.
1978
Песня Гогера-Могера
для спектакля
"Турандот или Конгресс обелителей"
Прохода нет от этих начитанных болванов:
Куда ни плюнь - доценту на шляпу попадешь!
Позвать бы пару опытных шаманов
И напустить на умников падеж!
Что за дела - не в моде благородство?!
И вместо нас - нормальных, от сохи, -
Теперь нахально рвутся в руководство
Те, кто умеют сочинять стихи.
На нашу власть - то плачу я, то ржу:
Что может дать она? - По носу даст вам!
Доверьте мне - я поруковожу
Запутавшимся нашим государством.
Кошмарный сон я видел: что без научных знаний
Не соблазнишь красоток - ни девочек, ни дам!
Но я и пары ломаных юаней -
За эти иксы, игреки не дам.
Недавно мы с одним до ветра вышли
И чуть потолковали у стены, -
Так у него был полон рот кровищи
И интегралов - полные штаны.
С такими - далеко ли до беды?!
Ведь из-за них мы с вами чахнем в смоге.
Отдайте мне ослабшие бразды -
Я натяну, не будь я Гогер-Могер!
И он нам будет нужен - придушенный очкарик:
Такое нам сварганит - врагам наступит крах!
Пинг-понг один придумал, - хрупкий шарик...
Орешек крепкий в опытных руках!
Искореним любые искривленья
Путем повальной чистки и мытья!
А перевоспитанье - исправленье -
Без наших крепких рук - галиматья.
Я так решил: он мой - текущий век,
Хоть режьте меня, ешьте и вяжите!
Я, Гогер-Могер, - вольный человек,
И вы меня, ребята, поддержите!
Не надо нам прироста - нам нужно уменьшенье,
Нам перенаселенье - как гиря на горбе.
Все это зло идет от женя-шеня:
Ядреный корень! Знаю по себе.
Сметем на свалки груды лишних знаний -
Метлой по деревням и городам!
За тридцать штук серебряных юаней
Я Ньютона с Конфуцием продам.
Я тоже не вахлак, не дурачок -
Цитаты знаю я от всех напастей.
И я устрою вам такой "скачок",
Как только доберусь до высшей власти!
1978
x x x
Новые левые - мальчики бравые
С красными флагами буйной оравою,
Чем вас так манят серпы да молоты?
Может, подкурены вы и подколоты?!
Слушаю полубезумных ораторов:
"Экспроприация экспроприаторов..."
Вижу портреты над клубами пара -
Мао, Дзержинский и Че Гевара.
Не [разобраться], где левые, правые...
Знаю, что власть - это дело кровавое.
Что же, [валяйте] затычками в дырках,
Вам бы полгодика, только в Бутырках!
Не суетитесь, мадам переводчица,
[Я не спою], мне сегодня не хочется!
И не надеюсь, что я переспорю их,
Могу подарить лишь учебник истории.
1978
x x x
Другу моему Михаилу Шемякину
Открытые двери
Больниц, жандармерий -
Предельно натянута нить, -
Французские бесы -
Большие балбесы,
Но тоже умеют кружить.
Я где-то точно - наследил, -
Последствия предвижу:
Меня сегодня бес водил
По городу Парижу,
Канючил: "Выпей-ка бокал!
Послушай-ка гитары!" -
Таскал по русским кабакам,
Где - венгры да болгары.
Я рвался на природу, в лес,
Хотел в траву и в воду, -
Но это был - французский бес:
Он не любил природу.
Мы - как сбежали из тюрьмы, -
Веди куда угодно, -
Пьянели и трезвели мы
Всегда поочередно.
И бес водил, и пели мы,
И плакали свободно.
А друг мой - гений всех времен,
Безумец и повеса, -
Когда бывал в сознанье он -
Седлал хромого беса.
Трезвея, он вставал под душ,
Изничтожая вялость, -
И бесу наших русских душ
Сгубить не удавалось.
А то, что друг мой сотворил, -
От бога, не от беса, -
Он крупного помола был,
Крытого был замеса.
Его снутри не провернешь
Ни острым, ни тяжелым,
Хотя он огорожен сплошь
Враждебным частоколом.
Пить - наши пьяные умы
Считали делом кровным, -
Чего наговорили мы
И правым и виновным!
Нить порвалась - и понеслась, -
Спасайте наши шкуры!
Больницы плакали по нас,
А также префектуры.
Мы лезли к бесу в кабалу,
С гранатами - под танки, -
Блестели слезы на полу,
А в них тускнели франки.
Цыгане пели нам про шаль
И скрипками качали -
Вливали в нас тоску-печаль, -
По горло в нас печали.
Уж влага из ушей лилась -
Все чушь, глупее чуши, -
Но скрипки снова эту мразь
Заталкивали в души.
Армян в браслетах и серьгах
Икрой кормили где-то,
А друг мой в черных сапогах -
Стрелял из пистолета.
Набрякли жилы, и в крови
Образовались сгустки, -
И бес, сидевший визави,
Хихикал по-французски.
Все в этой жизни - суета, -
Плевать на префектуры!
Мой друг подписывал счета
И раздавал купюры.
Распахнуты двери
Больниц, жандармерий -
Предельно натянута нить, -
Французские бесы -
Такие балбесы! -
Но тоже умеют кружить.
1978
Осторожно! Гризли!
Михаилу Шемякину с огромной
любовью и пониманием.
Однажды я, накушавшись от пуза,
Дурной и красный, словно из "парилки",
По кабакам в беспамятстве кружа,
Очнулся на коленях у француза -
Я из его тарелки ел без вилки
И тем француза резал без ножа.
Кричал я: "Друг! За что боролись?!" - Он
Не разделял со мной моих сомнений.
Он был напуган, смят и потрясен,
И пробовал прогнать меня с коленей.
Не тут-то было! Я сидел надежно,
Обняв его за тоненькую шею,
Смяв оба его лацкана в руке,
Шептал ему: "Ах! Как неосторожно!
Тебе б зарыться, спрятаться в траншею,
А ты рискуешь в русском кабаке!"
Он тушевался, а его жена
Прошла легко сквозь все перипетии:
"Знакомство с нами свел сам Сатана,
Но - добрый, ибо родом из России".
Француз страдал от недопониманья,
Взывал ко всем: к жене, к официантам, -
Жизнь для него пошла наоборот.
Цыгане висли, скрипками шаманя,
И вымогали мзду не по талантам,
А я совал рагу французу в рот.
И я вопил: "Отец мой имярек -
Герой, а я тут с падалью якшаюсь!"
И восемьдесят девять человек
Кивали в такт, со мною соглашаясь.
Калигулу ли, Канта ли, Катулла,
Пикассо ли - кого еще не знаю,
Европа-сука тычет невпопад.
[Меня] куда бы пьянка ни метнула,
Я свой Санкт-Петербург не променяю
На вкупе все, хоть он и Ленинград.
В мне одному немую тишину
Я убежал до ужаса тверезый.
Навеки потеряв свою жену,
В углу сидел француз, роняя слезы.
Я ощутил намеренье благое -
Сварганить крылья из цыганской шали,
Крылатым стать и недоступным стать.
Мои друзья - пьянющие изгои
Меня хватали за руки, мешали,
Никто не знал, что я умел летать.
Через Pegeaut я прыгнул на Faubourg
И приобрел повторное звучанье:
На ноте "до" завыл Санкт-Петербург,
А это означало "До свиданья".
Мне б по моим мечтам - в каменоломню:
Так много сил, что все перетаскаю, -
Таскал в России - грыжа подтвердит.
Да знали б вы, что я совсем не помню,
Кого я бью по пьянке и ласкаю,
И что плевать хотел на Interdite.
Да! Я рисую, трачу и кучу!
Я даже чуть избыл привычку к лени.
Я потому французский не учу,
Чтоб мне не сели на колени.
25 июля 1978
Конец "Охоты на волков",
или Охота с вертолетов
Михаилу Шемякину
Словно бритва рассвет полоснул по глазам,
Отворились курки, как волшебный сезам,
Появились стрелки, на помине легки, -
И взлетели стрекозы с протухшей реки,
И потеха пошла - в две руки, в две руки!
Вы легли на живот и убрали клыки.
Даже тот, даже тот, кто нырял под флажки,
Чуял волчие ямы подушками лап;
Тот, кого даже пуля догнать не могла б, -
Тоже в страхе взопрел и прилег - и ослаб.
Чтобы жизнь улыбалась волкам - не слыхал, -
Зря мы любим ее, однолюбы.
Вот у смерти - красивый широкий оскал
И здоровые, крепкие зубы.
Улыбнемся же волчей ухмылкой врагу -
Псам еще не намылены холки!
Но - на татуированном кровью снегу
Наша роспись: мы больше не волки!
Мы ползли, по-собачьи хвосты подобрав,
К небесам удивленные морды задрав:
Либо с неба возмездье на нас пролилось,
Либо света конец - и в мозгах перекос, -
Только били нас в рост из железных стрекоз.
Кровью вымокли мы под свинцовым дождем -
И смирились, решив: все равно не уйдем!
Животами горячими плавили снег.
Эту бойню затеял не Бог - человек:
Улетающим - влет, убегающим - в бег...
Свора псов, ты со стаей моей не вяжись,
В равной сваре - за нами удача.
Волки мы - хороша наша волчая жизнь,
Вы собаки - и смерть вам собачья!
Улыбнемся же волчей ухмылкой врагу,
Чтобы в корне пресечь кривотолки.
Но - на татуированном кровью снегу
Наша роспись: мы больше не волки!
К лесу - там хоть немногих из вас сберегу!
К лесу, волки, - труднее убить на бегу!
Уносите же ноги, спасайте щенков!
Я мечусь на глазах полупьяных стрелков
И скликаю заблудшие души волков.
Те, кто жив, затаились на том берегу.
Что могу я один? Ничего не могу!
Отказали глаза, притупилось чутье...
Где вы, волки, былое лесное зверье,
Где же ты, желтоглазое племя мое?!
...Я живу, но теперь окружают меня
Звери, волчих не знавшие кличей, -
Это псы, отдаленная наша родня,
Мы их раньше считали добычей.
Улыбаюсь я волчей ухмылкой врагу,
Обнажаю гнилые осколки.
Но - на татуированном кровью снегу
Наша роспись: мы больше не волки!
1977-1978
Белый вальс
Какой был бал! Накал движенья, звука, нервов!
Сердца стучали на три счета вместо двух.
К тому же дамы приглашали кавалеров
На белый вальс традиционный - и захватывало дух.
Ты сам, хотя танцуешь с горем пополам,
Давно решился пригласить ее одну, -
Но вечно надо отлучаться по делам -
Спешить на помощь, собираться на войну.
И вот, все ближе, все реальней становясь,
Она, к которой подойти намеревался,
Идет сама, чтоб пригласить тебя на вальс, -
И кровь в висках твоих стучится в ритме вальса.
Ты внешне спокоен средь шумного бала,
Но тень за тобою тебя выдавала -
Металась, ломалась, дрожала она в зыбком свете свечей.
И бережно держа, и бешено кружа,
Ты мог бы провести ее по лезвию ножа, -
Не стой же ты руки сложа, сам не свой и - ничей!
Если петь без души - вылетает из уст белый звук.
Если строки ритмичны без рифмы, тогда говорят: белый стих.
Если все цвета радуги снова сложить - будет свет, белый свет.
Если все в мире вальсы сольются в один - будет вальс, белый вальс.
Был белый вальс - конец сомненьям маловеров
И завершенье юных снов, забав, утех, -
Сегодня дамы приглашали кавалеров -
Не потому, не потому, что мало храбрости у тех.
Возведены на время бала в званье дам,
И кружит головы нам вальс, как в старину.
Партнерам скоро отлучаться по делам -
Спешить на помощь, собираться на войну.
Белее снега белый вальс, кружись, кружись,
Чтоб снегопад подольше не прервался!
Она пришла, чтоб пригласить тебя на жизнь, -
И ты был бел - белее стен, белее вальса.
Ты внешне спокоен средь шумного бала,
Но тень за тобою тебя выдавала -
Металась, ломалась, дрожала она в зыбком свете свечей.
И бережно держа, и бешено кружа,
Ты мог бы провести ее по лезвию ножа, -
Не стой же ты руки сложа, сам не свой и - ничей!
Если петь без души - вылетает из уст белый звук.
Если строки ритмичны без рифмы, тогда говорят: белый стих.
Если все цвета радуги снова сложить - будет свет, белый свет.
Если все в мире вальсы сольются в один - будет вальс, белый вальс.
Где б ни был бал - в лицее, в Доме офицеров,
В дворцовой зале, в школе - как тебе везло, -
В России дамы приглашали кавалеров
Во все века на белый вальс, и было все белым-бело.
Потупя взоры, не смотря по сторонам,
Через отчаянье, молчанье, тишину
Спешили женщины прийти на помощь нам, -
Их бальный зал - величиной во всю страну.
Куда б ни бросило тебя, где б ни исчез, -
Припомни этот белы зал - и улыбнешься.
Век будут ждать тебя - и с моря и с небес -
И пригласят на белый вальс, когда вернешься.
Ты внешне спокоен средь шумного бала,
Но тень за тобою тебя выдавала -
Металась, ломалась, дрожала она в зыбком свете свечей.
И бережно держа, и бешено кружа,
Ты мог бы провести ее по лезвию ножа, -
Не стой же ты руки сложа, сам не свой и - ничей!
Если петь без души - вылетает из уст белый звук.
Если строки ритмичны без рифмы, тогда говорят: белый стих.
Если все цвета радуги снова сложить - будет свет, белый свет.
Если все в мире вальсы сольются в один - будет вальс, белый вальс.
1978
x x x
Давайте я спою вам в подражанье рок-н-ролу,
Глухим и хриплым тембром из-за плохой иглы,
Пластиночкой на ребрах, в оформленьи невеселом,
Какими торговали пацаны из-под полы.
Ну, например, о лете, - которого не будет,
Ну, например, о доме, - что быстро догорел,
Ну, например, о брате, - которого осудят,
О мальчике, которому - расстрел!
Сидят больные легкие в грудной и тесной клетке.
Рентгеновские снимки - смерть на черно-белом фоне.
Разбалтывают пленочки о трудной пятилетке
И продлевают жизнь себе, вертясь на патефоне.
1978
{К 15-летию Театра на Таганке}
Пятнадцать лет - не дата, так -
Огрызок, недоедок.
Полтиник - да! И четвертак.
А то - ни так - ни эдак.
Мы выжили пятнадцать лет.
Вы думали слабо, да?
А так как срока выше нет -
Слобода, брат, слобода!
Пятнадцать - это срок, хоть не на нарах,
Кто был безус - тот стал при бороде.
Мы уцелели при больших пожарах,
При Когане, при взрывах и т.д.
Пятнадцать лет назад такое было!..
Кто всплыл, об утонувших не жалей!
Сегодня мы - и те, кто у кормила,
Могли б совместно справить юбилей.
Сочится жизнь - коричневая жижа...
Забудут нас, как вымершую чудь,
В тринадцать дали нам глоток Парижа, -
Чтобы запоя не было - чуть-чуть.
Мы вновь готовы к творческим альянсам, -
Когда же это станут понимать?
Необходимо ехать к итальянцам,
Заслать им вслед за Папой - нашу "Мать".
"Везет - играй!" - кричим наперебой мы.
Есть для себя патрон, когда тупик.
Но кто-то вытряс пулю из обоймы
И из колоды вынул даму пик.
Любимов наш, Боровский, Альфред Шнитке,
На вас ушаты вылиты воды.
Прохладно вам, промокшие до нитки?
Обсохните - и снова за труды.
Достойным уже розданы медали,
По всем статьям - амнистия окрест.
Нам по статье в "Литературке" дали,
Не орден - чуть не ордер на арест.
Тут одного из наших поманили
Туда, куда не ходят поезда,
Но вновь статью большую применили -
И он теперь не едет никуда.
Директоров мы стали экономить,
Беречь и содержать под колпаком, -
Хоть Коган был неполный Коганович,
Но он не стал неполным Дупаком.
Сперва сменили шило мы на мыло,
Но мыло омрачило нам чело,
Тогда Таганка шило возвратила -
И все теперь идет, куда ни шло.
Даешь, Таганка, сразу: "Или - или!"
С ножом пристали к горлу - как не дать.
Считают, что невинности лишили...
Пусть думают - зачем разубеждать?
А знать бы все наверняка и сразу б,
Заранее предчувствовать беду!
Но все же, сколь ни пробовали на зуб, -
Мы целы на пятнадцатом году.
Талантов - тьма! Созвездие, соцветье...
И многие оправились от ран.
В шестнадцать будет совершеннолетье,
Дадут нам паспорт, может быть, загран.
Все полосами, все должно меняться -
Окажемся и в белой полосе!
Нам очень скоро будет восемнадцать -
Получим право голоса, как все.
Мы в двадцать пять - дай Бог - сочтем потери,
Напишут дату на кокарде нам,
А дальше можно только к высшей мере,
А если нет - то к высшим орденам.
Придут другие - в драме и в балете,
И в опере опять поставят "Мать"...
Но в пятьдесят - в другом тысячелетьи -
Мы будем про пятнадцать вспоминать!
У нас сегодня для желудков встряска!
Долой сегодня лишний интеллект!
Так разговляйтесь, потому что Пасха,
И пейте за пятнадцать наших лет!
Пятнадцать лет - не дата, так -
Огрызок, недоедок.
Полтинник - да! И четвертак.
А то - ни так - ни эдак.
А мы живем и не горим,
Хотя в огне нет брода,
Чего хотим, то говорим, -
Слобода, брат, слобода!
1979
_________________
Кровь помнит, Род честь обязывает, благородно
имя нить: судеб путь указует, семя корни ветви вершин связь память сути! Русь, крепи веру православную! За Веру, соборность, честь и Отечество! Слава, Богу, что мы казаки! Мы – русские с нами Бог и Русь Святая!
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
