ПРЯМОЙ ПУТЬ
МНЕНИЯ:
Чеченцы и ингуши – как пишут учённые, близкородственные народы… Может – однокорневые? - Так точнее...
Образовавшиеся из родственных по происхождению, языку и культуре племен, представляющих собою население северо-восточных отрогов Главного Кавказского хребта.
Да, и возникает вопрос – "насколько в соотношении к проживанию в данной местности или регионе? "
Но, более склонен к справедливому отношению – "Платон мне друг, но Истина дороже!"
Почитал тут, их сайты и форумы… Такой вот, гротеск киношного
типа – "моя школа кунгфу, лучше твоей школы кунгфу"… (?) По молодости что ли?  И, упирают на то, что одни других древнее и наоборот.  Пустозвонство. Пустословие. Пустобрешество.  Таким образом, себя изничижать, что никому и не снилось – унижая и принижая – так это выглядит порой со стороны???  Не хорошо и недостойно…  Что ж им виднее…
Те и эти, отказываются "бегут как чёрт от ладана" - друг от друга, и что по корням этнически родственны. Что это? Почему? Кривят душой? Хитрят? А у кого-то по отношению к другому – проскальзывает непримиримая озлобленность и ненависть, и стремление унизить другого… А, то и поносят как угодно… В чём причина?
А, также есть ощущение необъективности – красования, кичливости, хвастливости и подростковой задирчивости и мелочной мстительности какой-то; напыжености и напыщенности, пафосности и мелочного тщеславия, надменности, высокомерия, расфуфыренности, самолюбования, высокого самомнения -высокомерия, эготичности, эгоцентричности, необоснованной помпезности… Ну, так не уважать себя, и потерять достоинство - это надо умудриться кое-кому
СОБЫТИЯ XVI ВЕКА
С самого начала осуществления своих политических планов в отношении Северного Кавказа Россия усиленно пытается найти союзников среди северокавказских феодальных владетелей. Россия при этом сделала ставку на феодалов Кабарады и Адыгеи и в 1557 г. часть кабардинских феодалов, стоявших во главе с князем Темрюком Идаровым за союз с Россией, была принята в подданство России.
Северокавказским феодалам необходима была поддержка со стороны крупных держав для осуществления своих корыстных замыслов в междоусобной борьбе, главными соперниками в которой являлись Кабарда и Казикумухское шамхальство: оба стремились установить свое господство в крае. Поддержав феодальную верхушку Кабарды, Россия решается с 1560 г. принять непосредственное участие в северокавказских делах.
С этой целью в 1560, 1562—1563 и 1566 годах она предприняла несколько походов на Северный Кавказ и на шамхала, которые, однако, не принесли каких-либо успехов России и ее сторонникам.
Со временем 2-го похода русских войск на Северный Кавказ (в 1562—1563 гг.) во главе с Плещеевым и Идаровым, ряд исследоваателей связывает вопрос о построении первого русского города-крепости в крае3. Е. Н. Кушева предполагает возведение крепости в районе селения Чечен в Чечне; П. Юдин, специально изучавший данный вопрос, полагает, что крепость была поставлена при слиянии Сунжи с Тереком, а в 1567 г. крепость была только восстановлена. Вероятно, после возврата войск под командой Плещеева в Россию крепость была уничтожена, т. к. впоследствии она больше не упоминается.
После окончания похода 1566 г., в котором русско-кабардинские войска нанесли поражение кабардино-шамхальским отрядам (при этом шамхал Будай был убит), кабардинский князь Мамстрюк Темрюкович просит Ивана IV «город на реке Терек усть Сююнчи реки поставить», что и было с готовностью сделано.
Военно-стратегическое и политическое положение и значение Терского города в исторической литературе отражено достаточно полно. Строительство города-крепости полностью отвечало планам России по политическому закреплению на Северном Кавказе. В оценке выбора места строительства Терков все исследователи единодушны.
Безусловно, место постройки Терского города имело важное значение не только для России, но и для Ирана, Турции и Крымского ханства, а также для местных народов и владетелей. Здесь пересекались важнейшие торговые и военные пути, ведущие в Крым и Переднюю Азию; кабардинские феодалы постройкой Терского города получали защиту от нападений с востока и сами могли совершать набеги на земли Казикумухского шамхальства и Тюменского княжества.
Определение места построения Терского города-крепости, по-существу, ограничилось согласием большинства исследователей с мнением Е. Н. Кушевой, локализовавшей крепость на терской косе при впадении Сунжи в Терек.
В это же время Иван IV пытался поставить второй русский город в низовьях Сунжи, что означало бы установление полного контроля над Северо-Восточным Кавказом. Царь потребовал от шамхала землю для постройки города; последний, не смея отказать, обратился с жалобой к крымскому хану, в результате чего крепость не только не была построена, но и Ивану IV пришлось оправдываться перед крымским ханом из-за Терков
Как полагают исследователи, именно в этот период, т. е. к 60-м гг. XVI в. возникают первые связи представителей России на Тереке с вайнахскими обществами, в частности с аккинцами6. Во второй половине XVI в. особое место во взаимоотношениях России с народами и обществами Северного Кавказа царское правительство отводило Чечено-Ингушетии, чему способствовали благоприятное географическое положение, выход на Терек и близкое соседство с русским населением на Тереке; немаловажное значение, по всей видимости, имело и наличие широких политических контактов вайнахов с обществами Северного Кавказа и Закавказья.
Наибольшую активность в деле налаживания вайнахо-русских взаимоотношений во второй половине XVI в. проявили, как известно, аккинцы в лице одного из своих обществ — ГIачалкъа-Аьккха. В русских источниках конца XVI — начала XVII в. аккинцы называются «окуками», «окухами», «ококами», «окочанами» и т. д., а земли аккинцев — «Окохом» .или «Окоцкой землицей». Стратегическое положение, наибольшее развитие социально-экономических отношений, а также политическая активность позволили аккинцам возглавить указанный процесс. Со 2-й половины XVI в. аккинцев возглавлял представитель вайнахов, называемый русскими источниками «Уша-ром-мурза»...
Понятно, что имея общей границей Терек, терские казаки и жители Акки не могли не иметь тесных взаимных контактов. По письмам Шиха и последующим отношением к нему со стороны русского правительства можно предполагать, что вайнахо-русское сотрудничество имело свою предысторию в более раннее время, нежели период выхода России на Терек и начало строительства крепостей.
Об Ушароме известно немного. Источники сообщают лишь, что он служил «государю». Вероятно, он выполнял некоторые просьбы русских представителей, а также снабжал первые русские крепости продуктами, т. е. выполнял роль друга и союзника России на Северном Кавказе. Определенную роль, видимо, сыграл Ушаром и в самом строительстве первых русских крепостей на Тереке: в выборе места строительства, помощи строительными материалами, доставкой сведений, помогающих царским представителям ориентироваться в северо-кавказских делах.
Умер Ушаром, судя по источникам, в конце 70-х годов (до 1578 г.) и, умирая, завещал сыну своему, Шиху, ставшему главой Акки, царское «слово на голове держати»2. Если выражение «слово на голове держати» не является преувеличением, то данная формула, по мнению специалистов, «выражает признание вассалитета».
Насколько соответствует данное выражение Ушарому, зная об участии его и Шиха в военно-политических мероприятиях России на Кавказе, трудно установить, хотя и можно признать союзно-вассальный характер взаимоотношений между ними.
Несомненно, Ушаром, а впоследствии и Ших Ушаромов (Окоцкий) «сообщались с дружественными кабардинскими владельцами, участвовали в борьбе с крымскими захватчиками», а также с северокавказскими владельцами — противниками России и самих аккинских владельцев. С твердой убежденностью можно утверждать, что не начни подобную активную деятельность и не имей определенного политического веса Акки и Ушаром на Северном Кавказе, вряд ли Ших Ушаромов имел бы такие широкие возможности и связи с северокавказскими и закавказскими владельцами, как об этом свидетельствуют исторические источники.
Сильным фактором, заставлявшим царское правительство делать ставку на Ушарома, было желание Москвы иметь в его лице противовес и барьер перед своими противниками на Северном Кавказе. Располагаясь в стратегически очень удачном месте, Ушаром со своим владением являлся соседом кумыкских феодалов, которые были в «дружбе и любви» с Крымским ханством2. Одновременно аккинцы могли обеспечивать безопасность коммуникаций Астрахани с Терским городом, что вряд ли было бы возможным, если бы Казикумухское шамхальство контролировало, как полагали исследователи, плоскостные районы Терско-Сулакского междуречья.
Безусловно, политика России на Северном Кавказе с самого начала мало чем отличалась от политики, типичной для феодальных государств того времени. Так же, как Турция, Иран и Крымское ханство, Россия ставила главной целью установление своей гегемонии на Кавказе. Все это объективно приводило к тому, что народы Северного Кавказа втягивались в орбиту большой политики крупных держав.
При положительных результатах, в тоже время были и отрицательные моменты, т. к. противоборство великих держав на Северном Кавказе выражалось в военной форме, это имело самые пагубные последствия для развития северокавказских народов.
В то же время, военные силы великих держав служили притягательной силой для горских владельцев, т. к. именно с их помощью многие из местных феодалов пытались решать (и не без успеха) свои внутриполитические проблемы.
70-е годы XVI в. характеризуются тем, что при «отсутствии» каких-либо серьезных военных сил России, Турции, Ирана и Крыма на Северном Кавказе, здесь происходят политические события, оказавшие значительное влияние на политическую жизнь в крае.
В 1574 г. умер казикумухский шамхал Чупан, и четверо его сыновей разделили шамхальство между собой. «Эти четыре брата, — сообщает А. К. Бакиханов, — сыновья Чубан-шамхала, рожденные от дочери Султан-Ахмеда усмия, не давали никакого уделу брату своему Султан-Буту, рожденному от дочери Узун-черкеса (черкесского узденя), почитая его джанком (т. е. незаконнорожденным. — А.А.).
Султан-Бут прибыл в Чир-Юрт, где был прежде древний город Агран, и, взявши с собой трех андибских беглецов, которые там жили, отправился просить помощи к черкесам. Там, собравши войско, возвратился в Дагестан и принудил своих братьев отдать ему в удел все земли, лежащие между реками Сулаком и Тереком, с нижней частью Мичикина и Салатовского округа, до горы Керхи, что на границе Гумбета. Тогда, собрав кумыкское племя, разсеян-ное в разных местах, он поселил его в Чир-Юрте, который, избрал местом своего пребывания».
… «после смерти отца братья дают Султан-Буту (или «Султан-Муту») из «наследственных владений земли, принадлежавшие Чопан-Шамхалу, только между Сулаком и Тереком, а также окраины Чеченского магала. Султан-Мут поселился в селении Чир-Юрте, взял под свою власть те земли и население и основал для себя управление отдельно от других братьев».
Полулегендарные сведения А. К. Бакиханова и Г. Алкадари признаются исследователями, особенно в части того, что Султан-Мут (Султан-Магмут) установил свою власть с помощью кабардинского войска. Однако возникает весьма занимательный вопрос в связи с территорией, отошедшей Султан-Магмуту и возникновением так называемого «Эндиреевского княжества».
Зададимся этим впросом прежде, чем приведем данные из аккинской исторической хроники.
Во-первых, Султан-Магмут был сыном, рожденным от неравного брака, и ему было отказано в доле наследства. «Княжеские чанки мужского и женского пола, — говорится в «Адатах жителей Кумыкской плоскости», — не имеют права на наследование движимого и недвижимого имения отцов своих, если же будет сделан дарственный акт (назру) в пользу чанков или княжеских дочерей, то ближайшие родственники мужского пола не могут завладеть тем имением».
Султан-Магмут при жизни отца не получил наследства и не мог, следовательно, претендовать на земли и имущество. Отсюда и возникает вопрос: можно ли принять за истину тот факт, что Султан-Магмут получил впоследствии не просто земельный надел, а и невероятно большой район, в несколько раз превышающий площадь, остающуюся остальным его братьям?
Во-вторых: Султан-Магмут, заставив братьев выделить себе надел, осел в Чир-Юрте (Чил-Юрте), сделав его «местом своего пребывания», откуда уже в начале XVII в. он перешел в Эндери; осел Султан-Магмут, «собрав кумыкское племя, рассеянное в разных местах». Снова возникает вопрос: где же находились к этому времени кумыки? Если же они жили между Тереком и Сулаком, тогда зачем Султан-Магмут собирает их в предгорном селении? Объяснить сведения А. К. Бакиха-нова можно только тем, что Султан-Магмут собрал к себе тех представителей, которые жили на правом берегу Сулака и являлись его сторонниками. Последовавшие события подтверждают наше мнение.
О тех же событиях местная историческая хроника «Основа происхождения аккинцев» также содержит определенные сведения. В рукописи Магомедова Махьмы говорится следующее: «У шамхала была жена из ГIебарта (Кабарда). Она родила ему 3 сыновей. Дети от ханского рода Абрият не хотели, чтобы дети от кабардинки были такими же в правах, как и они. Потом между этими двумя семьями началась ссора, возникла ненависть. Убежали они в сторону ГIебарта, где жили их братья по матери. Дошли они до Индра (Эндери. — М. М.). Князья из Индра остановили их, сказав: «Живите около нас, будьте нашими князьями. Если потомкам шамхала вы не нужны, вы нужны нам». Они остались с ними»
...… «Одна жена шамхала была кабардинкой, другая из ханов. У каждой жены было по 3 сына. Дети кабардинки не хотели, чтобы дети другой матери росли так же, как они; дети ханши тоже не хотели. Дети кабардинки ушли к братьям по матери и пришли в Индри. Здесь сельские главари обратились к ним: «Оставайтесь с нами, мы сделаем вас нашими оьзда (узденями. — А. А.) Если вы не нужны потомкам шамхала, вы нужны нам». Потом они остались».
В хронике аккинцев нет данных о землях, которые получил Султан-Магмут из наследства шамхала, однако в ней приводятся сведения о том, как пришел сам шамхал на эти земли и в Тарки и какие земли он получил от аккинцев. Эти сведения приходят в прямое противоречие в общеизвестными данными о территории шамхальства и приходе шамхала к Таркам и Сулаку. Суть сообщения аккинской хроники сводится к следующему: «Из Шама пришел человек по имени Шамхал. Он остановился в местности Капир-Кумух.
К нему пришли представители аккинцев Бекхий и Токхий и спросили, кто он такой и откуда пришел. На это Шамхал ответил, что он пришел из Шама со своими людьми в поисках лучшей земли и не знает, чья эта земля, есть ли здесь хозяин... По просьбе Шамхала, аккинские представители дали ему землю с границей р. Сулак. ...Заплатив за землю, Шамхал остался между Койсу (Сулаком. — А. А.) и горой Кимис /или «Кимс»/, между морем и горой. Аккинские представители сделали это, исходя из того, что между ТоргIал и ГIойсу (Тарками и Сулаком. — А. А.) не было аккинских селений».
С. А. Белокуров пишет, что кумыкский шамхал и его наследники «имели первоначальную резиденцию свою в горах, в местечке Кумух до конца XVI века и около этого времени Шамхалы начали зимою жить в Буйнаке и в Тарки, где застает их водворение русского владычества в Дагестане»
Исследователь нашего времени С. Ш. Гаджиева интерпретирует слова С. А. Белокурова по-другому: «Кумыкские владетели в тревожную пору монгольского нашествия и в первое время после падения Золотой Орды имели свою резиденцию в нагорном Дагестане — в лакском ауле Казикумух, где по сравнению с плохо защищенной равниной было менее опасно. Только в XVI веке они снова переносят свою резиденцию на плоскость... в Тарки».
Здесь есть в сообщениях: С. А. Белокуров говорит о проживании кумыкских феодалов вплоть до конца XVI в. (подчеркнуто нами. А. А.) в Казикумухе и только с конца столетия «Шамхалы начали зимою жить в Буйнаке и в Тарки»; С. Ш. Гаджиева же трактует этот отрывок таким образом, что ввиду опасности шамхалам приходилось жить в таком далеке от плоскости и Тарков, а в XVI веке «они снова переносят свою резиденцию на плоскость... в Тарки» — думается, что слово «снова» явно добавлено не к месту.
Несмотря на определенный налет легендарности, мы видим, что сведения из аккинской исторической хроники перекликаются с данными С. А. Белокурова, а вовсе не с мнением С. Ш. Гаджиевой. Уже данного сравнения вполне достаточно, чтобы серьезно усомниться в аргументированности предположения С. Ш. Гаджиевой и других авторов, утверждающих, что Кази-кумухское шамхальство и Кайтагское владение распространяли свою власть на запад от Сулака и вплоть до Терека, с соответствующими отсюда последствиями о взимании неких «податей» с местного населения и т. д.
Буржуазный историк Н. Ф. Дубровин, отнюдь не питавший симпатий к кавказским народам, также определяет земли, полученные Султан-Магмутом по правому берегу Сулака от «горячих источников до реки Таркалы-Озень2. Как видим, и этот автор подтверждает сведения аккинской исторической хроники, определяющей границы владения шамхалов «Судаком и горой Кимис (Кимс), от моря до горы», т. е. между Сулаком и предгорными районами Северного Дагестана.
Т. о., анализ приведенных нами данных показывает, что в ведение Султан-Магмута перешли земли по правому берегу Сулака — часть северовосточных территорий шамхальства. Вслед за этим выводом следует и второй: Султан-Магмут собрал «кумыкское племя, разсеянное в разных местах» Кази-кумухского шамхальства и «поселил его в Чир-Юрте, который избрал местом своего пребывания».
Группа горцев из общества «Салатой» обратилась, как повествует далее аккинская хроника, к аккинцам с просьбой дать им небольшой участок земли для постройки села; им предоставили участок в местности Астий Дукъ (или Астий Ирзе)3. Потом салатавцы еще раз попросили дать им землю на ровном месте, чтобы построить мельницу и село: на этом месте они построили селение Индри, где долгое время жили вместе с аккинцами.
Известный кавказовед А. П. Берже также приводит данные, совпадающие со словами из аккинской рукописи. «Предположение, — пишет автор, — будто бы Эндери основано казаком Андреем и что оно есть испорченное Андреева (деревня), ошибочно. Эндери, или лучше, Индри, есть кумыкское слово и значит: «место, где молотят хлеб».
Н. Ф, Дубровин отмечает, что переселенцы в селение Эндери были выходцами из высокогорного аварского селения Рикони
До образования Эндери, выше него по р. Акташ, как свидетельствуют местные старожилы, существоваало аккинское селение, название которого пока не установлено. Дореволюционный этнограф Н. Семенов пишет, что первыми жителями села, около которого впоследствии был образован Эндери, считаются «тюмены» и «гуэны»: «В ногайских песнях, воспевающих ханов Золотой Орды XIV и XV столетия, Эндрей называется Гуэн-кала, т. е. Гуэнская крепость»; гуэны же считаются выходцами из Чечни
Ограничившись изложенным, о выделении доли наследства Султан-Магмуту и заселении земель по берегам Сулака, при анализе сообщений исследователей и местной исторической хроники, весьма актуален и представляет далеко неоднозначную картину; суть вопроса в существенных моментах расходится (порой значительно) с общепринятыми взглядами об истории края XVI—XVIII вв. Все это требует дальнейшего изучения, т. к. может внести принципиальные изменения в оценку ситуации на Северном Кавказе в изучаемый период.
ВНУТРИПОЛИТИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ АККИ В XVII и В XVIII ВЕКАХ
После смерти Каспулата (ум. после 1681 г.) значение Черкасского княжества упало, а вскоре дагестанские феодалы пытаются предъявлять свои права на горское население Терков. Шамхал Будай и Чупан, еще недавно совершавшие набеги на Терский город и казачьи поселения, выражают преданность России и получают жалованье. При этом Будай совершенно ложно заверяет царя, что «я великих государей Терский город и русских людей, и черкас и окочан преж сего оберегал и ныне стану беречь».
В верноподданном выражении Будая скрывалась большая внутренняя подоплека, которая проявилась в первой четверти XVIII в., когда сын Будая — шамхал Адиль-Гирей, будет просить Петра I принять в русское подданство его самого и назначить сына Каспулата (аманата в Терках) управителем над окочанами и черкасами; Терского города.
С конца 80-х гг. политический престиж России в северокавказском регионе падает, а в конце XVII — начале XVIII в. Российское государство переносит основное направление своей внешней политики на север Европы, готовясь к войне со Швецией. Планы овладения Черным морем и дальнейшего продвижения на Кавказ переносятся на будущее. Т. о., России было не до Кавказа. Турция, потерпев тяжелое поражение в Европе и потеряв Азов, также проявляет меньшую активность на Кавказе; Иран заканчивает Xvii в. в состоянии глубокого политического и экономического кризиса.
В этой обстановке народы Северного Кавказа фактически получают своеобразную, относительно непродолжительную «передышку» и больше предоставляются, как отмечал Н. А. Смирнов, сами себе, для решения своих внутренних вопросов и проблем. Единственное событие конца XVII — это официальное принятие под российскую корону Брагунского княжества, значительное количество населения которого состояло из чеченцев.
С начала XVIII в. в политической жизни народов Северного Кавказа намечается новая расстановка сил и влияния крупных держав. Возросшее значение Кавказа во внешнеполитических устремлениях России, Турции и Ирана объяснялось их стремлением решить проблему морей; в первую очередь это относится к России, т. к. она единственная была лишена выходов к морям.
Заключение Константинопольского договора между Россией и Турцией в июле 1700 г. не облегчило международную обстановку, а также не благоприятствовало выполнению планов Петра I по выходу к Черному морю. В тот же период укреплению влияния России на Кавказе серьезно противодействовала Османская империя, стремившаяся компенсировать свои территориальные потери в Европе за счет новых земель в Азии и на Кавказе.
В обстановке, когда Россия вступила в войну со Швецией и не имела возможностей противопоставить крупные военные силы против Турции на Кавказе и юге России, она все же пыталась предпринимать определенные меры в отношении горских народов. О возможности поддержания мирных отношений с северокавказскими народами спрашивал Петр I у астраханского губернатора; в 1700 г. царь дал указание астраханскому воеводе Мусину-Пушкину наладить дружественные торговые связи с народами Дагестана, что дало толчок развитию и политических отношений в регионе.
На процесс развития русско-северокавказских взаимоотношений в тот период влияло и антикрепостническое движение конца XVII — начала XVIII веков, развернувшееся особенно широко как в самой России и на ее окраинах, так и в приграничных России районах.
В начале XVIII в. в исторических источниках вновь появляются сведения об аккинцах, связанные с событиями 1708 г. на Тереке. Астраханский воевода П. М. Апраксин доносил Петру I - 20 марта 1708 г., что один из активных участников башкирского восстания Мурат Кучуков объявился «в горских народах, которые близ Терка, называются чеченцы, мичкисы, аксайцы; и те народы прельстя, называя себя прямым башкирским салтаном», стал призывать их на вооруженную борьбу против царя и владельцев.
Исследователь И. Г. Акмонов, изучавший восстание башкир 1704—1711 гг., отмечал: «В начале... 1708 г. мы имеем вооруженное выступление против русского господства сразу под Казанью, Ногайской и Осинской дорогах Башкирии, и на Тереке среди горских народов и кумыков»1. Большую часть восставших представляли аккинцы-окочане, поддержанные чеченцами, мичкисами, аксайцацами2, кумыками, ногайцами и другими.
В феврале 1708 г. повстанческие отряды повели наступление на Терский город и взяли его полностью, за исключением «верхнего города». До конца февраля длилась борьба, однако подошедшие войска, составленные из регулярных царских отрядов, наемников и 8-ми тысячного калмыцкого войска Акжихана, после нескольких стычек разгромили восставших и пленили М. Кучукова.
Из событий 1708 г. под Терками видно, какую роль сыграл в подавлении восстания калмыцкий хан Аюка. Данным восстанием выступления вайнахских народных масс, как показывает документальный материал, не закончились, и имеет смысл в связи с этим обратиться к договору, заключенному на р. Ахтуба 30 сентября 1708 г. между Россией и ханом Аюкой.
Анализ статей договора убеждает, что и после восстания
1708 г. продолжались набеги на казаков и казачьи станицы, Терки, уводы в плен и, т. д. П. Апраксин, заключавший договор с Аюка-ханом, настоял, чтобы в договоре было отмечено: Аюка-хан знает, какое было «городу Терку от вора самозванного Салтана и от Чеченцов и от Кумык и от Нагайцев Терских разорение»; некоторые «теж Чеченцы и Нагайцы и другие тамошние владельцы терку всякия пакости чинят, и разорением хвалятся». Здесь же договаривающиеся стороны условились, «чтоб оне Аюка хан к терку на Чеченцов и на терских нагайцов послал людей своих тысячи четыре или пять и велел их разорить за то, что они Царскому Величеству, общему нашему Государю, с тем воровским Салтаном учинили великую обиду, и терку многое разорение...; и тем бы он Аюка Хан показал Великому Государю верную свою службу и с терка Великого Государя ратные люди из гребеней казаки на Чеченцов с людьми его хановыми посланы будут заодно».
Из приведенного отрывка видно, что до времени заключения договора нападали чеченцы, ногайцы и кумыки, а после подавления восстания 1708 года все еще чеченцы и ногайцы продолжали нападать на Терский город и гребенских казаков. Царское правительство, не имевшее в данный момент достаточных сил для предотвращения этих набегов («пакостей») со стороны чеченцев и ногайцев, призывает на помощь калмыцкого хана, который, вероятно, и сам получал от разорения местных народов немалые выгоды.
Запрос царя был принят калмыцким ханом. «По той статье Аюка Хан сказал, — пишется в документе, — что он на тех Чеченцев и на терских Нагайцов за прежнее их злодейство и терское разорение я, когда они и доныне не у им у т с я (подчеркнуто нами. — А. А.), людей своих с сыном своим Чапдержапом или со внучаты 5000 человек или больше пошлет и велит их разорить. А чаю де и Чемет в ту войну на Чеченцов с радостию пойдет, и вину свою Великому Государю заслужит..»
Выражение «когда они и доныне не уймутся» позволяет нам убедиться в продолжавшихся набегах на терских жителей и гребенских казаков. Интересно в связи с этим упоминание гребенских казаков как объектов нападений со стороны чеченцев и ногайцев. Как известно, с осени 1710 г. до лета 1711 г. прошла русско-турецкая война, приведшая к подписанию Прутского мира и потере Россией Азова2. Османская Порта усилила агрессивные притязания на Северном Кавказе и в Закавказье. Россия стала принимать ответные меры по усилению своих южных границ: в течение 1711—1712 гг. на левый берег Терека были переселены гребенские казаки, образовавшие станицы Червленную, Шадринскую, Новогладовскую и Старогладовскую.
Не отрицая важность и необходимость переселения гребенских казаков по указанной причине, кажется правомерным и то, что данное переселение диктовалось и «пакостями» со стороны чеченцев и ногайцев, продолжавших нападать на тех гребенских казаков. Ведь именно против селений чеченцев, аккинцев и мичиковцев были расположены городки гребенских казаков. Поэтому не случайно, что в договорных статьях России с Аюкаханом говорится, что в случае продолжения подобных набегов «с терка Великого Государя ратные люди из гребеней казаки на Чеченцов с людьми его хановыми посланы будут заодно».
Вопрос же о том, были ли совершены карательные экспедиции совместных русско-калмыцких войск на вайнахские общества в 1708—1717 гг. остается, к сожалению, пока открытым и требующим изучения.
В этот же период Россия направляла на Кавказ различные посольства с целью склонить местных владетелей на свою сторону. Так, в 1711 г. сюда был послан князь А. Бекович-Черкасский, доносивший, что турецкий султан тоже пытается склонить местных князей с владениями «под власть Турецкого» и «чтобы народ оный не допустить под руку турецкую... то надлежит не пропуская времени о том стараться, а когда же турки под себя утвердят, тогда уже будет поздно»1. В результате тарковский шамхал Адиль-Гирей попросил принять его в российское подданство.
Со следующего, 1719 года, Адиль-Гирей в своих многочисленных прошениях о подданстве России отмечает, что он готов дать аманата в Терский город (сына Каспулата) и быть верным России, но только с условием, что Каспулат будет назначен главным над «ахухами-черкесами» Терского города, т-е. над вайнахским населением города, на что ему было отвече-но, что просьбы его, высказанные в прошениях, как и вопрос об «ахухах-черкесах», будут рассмотрены на встрече в Терском городе.
В 1718—1722 гг. в Терско-Сулакском междуречье произошли события, имевшие трагические последствия для аккинцев и положившие, по нашему мнению, начало уничтожению одного из крупных подразделений аккинского общества — Пачалкъа-Аьккха.
Вайнахское население продолжало совершать набеги на Терский город и гребенских казаков, что послужило удобным поводом для царского правительства в организации военных экспедиций в этот регион. Главной же причиной, приведшей к походам и последующему разорению местного населения, было стремление царизма укрепить свое влияние в крае военной силой, в том числе и путем дальнейшего подчинения местных обществ более «надежным» дагестанским феодалам.
Исследователь М. Д. Чулков, автор капитального труда по российской коммерции, оставил довольно подробное свидетельство о событиях того периода.
«Жилища Чеченцов, — писал он, — простирались прежде сего от гор, недалеко от Эндери находящихся, до самого моря; но понеже они в прежния времена Гребенским и Донским Козакам, отгнанием их лошадей и скота, много вреда причиняли, то в 1718 году командированы были на них несколько тысяч человек Донских Козаков, которые всю их землю опустошили и многих порубили, а прочие потом в горах опять построились и в 1722 году Российскими подданными учинились». Тот факт, что только через 3 года после первой экспедиции (1718 г. и 1722 г.) аккинцы приняли российское подданство, предполагает, по нашему мнению, что после первой была совершена по крайней мере еще одна военная экспедиция на аккинцев; это, впрочем, подтверждается и другими авторами.
Только огромный ущерб, нанесенный царскими отрядами, мог после разрушения селений, сожжения хлебов и других посевов заставить местное население принять подданство Российской империи.
Отошедшие от правого берега Терека преимущественно в предгорные районы аккинцы из общества ГIачалкъа-Аьккха продолжали совершать нападения на Терский город и гребенских казаков. Теперь уже, после похода царских войск 1718 г., ГIачалкъоевцы нападали, по всей видимости, совместно с аккинцами из Ширча-Аьккха (Пхьарчхошка-Аьккха), а также кумыкской частью населения Аксая и Эндери. Как свидетельствуют сообщения того периода, с ноября 1720 г. по май 1721 г, российская сторона потеряла убитыми, ранеными к взятыми в плен около 139 человек.
Вскоре царизм вновь направляет войска против жителей плоскостной части Терско-Сулакского междуречья. Район нападения царских войск исследователями определяется по-разному. Дореволюционный исследователь А. П. Берже пишет, что из северокавказских народов особенно «было обращено внимание на Чеченцев. Из экспедиций, предпринимающихся в то время в землю Чеченцев (подчеркнуто нами — А. А.)3, между прочим, известны походы Донских казаков в 1718 и 1722 годах на Сунжу и Аргун»4. Исследователь нашего времени В. П. Лысцов отмечает другой район царских походов: «По распоряжению астраханского губернатора против андреевских владельцев были посланы терские и донские казаки, которые осенью 1721 г. производили рейды к рекам Аграхани и Аксай».
1722 год предполагает и Равинский, причем он говорит о совместном походе царских войск и отрядов калмыков, обязавшихся помогать России в походах против чеченцев: «В том же году (было приказано, — А. А.)., отрядить... Краснощекова 40000 Калмыков для усмирния дерзких Кавказских обществ».
Несмотря на разброс мнений относительно района военных действий, мы вправе полагать, что в любом случае карательные отряды обрушились на аккинцев, что и заставило их принять российское подданство. Одними из первых в результате названных действий пострадали аккинцы равнинных районов Акки: жители Гиочкъар-Мохк, Къоцой-Мохк и Шарой-Мохк. Анализ исторических событий в Терско-Сулакском междуречье убеждает нас в том, что всякое продвижение царской России на юг от Терека означало одновременно оттеснение и уничтожение аккинского населения.
Успешно завершив Северную войну, Петр I перешел к решению вопроса о присоединении Прикаспия и выхода к Ирану. Готовя поход, Петр I провел кампанию по привлечению владельцев Северного Кавказа к России3, а 15 июля 1722 г. был обнародован Манифест с призывом к спокойствию народов края и Азербайджана и о цели похода — наказать «возмутителей и бунтовщиков».
27 июля 1722 г. Петр I с основными силами высадился в Аграханском заливе. Шедшая из Астрахани сухим путем царская конница также вступила в северный Дагестан: к ним присоединились некоторые владельцы Северного Кавказа. Только андреевцы вместе с чеченцами не подчинились и оказали сопротивление, но были опрокинуты конницей.
2 августа кавалерия в 10 тыс. казаков и 5 тыс. калмыков Аюка-хана подошла к Аграхани.
5 августа армия Петра I подошла к Су-лаку, куда на следующий день прибыли дагестанские владельцы с изъявлением покорности.
12 августа войска подошли к Таркам;
23 августа вступили в Дербент, а 29 августа 1722 г. было решено вернуться в Агрхан. Здесь, обследовав берега Сулака и приказав заложить крепость Святого Креста, Петр I отбыл в Астрахань.
Описав краткую хронологию и маршрут похода Петра I 1722—1723 гг., остановимся более подробно на некоторых интересующих нас моментах.
Иностранец Бель Джон, участвовавший в походе и находившийся при Петре I, сообщает следующие данные о событиях под селением Эндери: «Сего дня (28 августа. — А. А.) приехал Козак в стан с писмом от Бригадира Ветерана,., в пути учинено на него нападение от великия стаи нагорных жителей, подле укрепленной деревни Андреевой; что после упорного сражения, в коем с обоих сторон много людей было побито, он их разогнал и овладел деревнею».
Несколько иначе описывает те же события дореволюционный исследователь П. Г. Бутков. По его сведениям, 1600 солдат и 400 казаков были направлены Петром I к Эндери. При подходе к селению, в ущелье на них нападают чеченцы и кумыки, однако подполковнику Наумову удается прорваться к селению и сжечь его. 2 августа подошли основные силы конницы Петра — 10 тыс. казаков Ветерани и ген.-майора Кропотова и 5 тыс. калмыков Аюки-хана, которые довершили разгром горцев2.
Б. С. Эсадзе говорит, что, по слухам, казаки потерпели поражение от чеченцев и для наказания «за это горские племена, Петр предложил калмыцкому хану Аюку вторгнуться за Терек со своими ордами. Ряд курганов поныне означает путь, по которому следовали полчища Аюка».
По мнению Платона Зубова, в 1722 г. Эндери был «разорен российскими властями, а потом снова населен и укреплен чеченцами и сделался впоследствии местом торговли пленниками и самым недоступным убежищем чеченцев»4. И, наконец, возьмем высказывание Г. А. Ткачева о чеченцах, участвовавших в нападении на русскую конницу: «Что касается чеченцев, то одна ветвь их из Ичкерии или Ауха участвовала в известном нападении на Ветерани, почему при приходе, к Терку 10 тысяч калмыков последние двинуты были в горы для жесткого наказания виновных».
Если отбросить браваду царских донесений и восхваляющего описания действий царских войск дореволюционными авторами, можно понять и предположить, что вряд ли царские войска на первом этапе смогли одолеть отряды горцев: видимо, это сделали подоспевшие войска и орды Аюки-хана. В то же время разорению подверглось не только Эндери, но и другие селения, населенные аккинцами-пхьарчхоевцами: аккинцам было чего опасаться, т. к. они еще помнили карательные экспедиции, совершенные против них в 1718—1722 г. и, соответственно, «платили» карателям тем же.
Не успели войска Петра I дойти до Аграхана, как пришли эндреевцы с изъявлением покорности и подданства, включив, якобы, в число своих подданых и часть «чеченцев». Это тем более странно, что чеченцы сами, без какого-либо опекунства «в 1722 году Российскими подданными учинились» и включение «чеченцев» в число эндереевсккх подданных выглядит явным преувеличением и не соответствует действительности
В сентябре 1722 г. в 20 км от устья Сулака, где от основного русла отделяется приток Аграхаань, была заложена крепость Святого Креста, в просторечии называемая «Сулакской». К осени 1724 г. крепость была в основном завершена и туда, по оставлении Терского города, переселены жители слобод под Терками и самих Терков. Для охраны крепости сюда переводится 500 пеших и 500 конных терских казаков, а затем и 100 семей донских казаков. Казаки вблизи крепости образовали станицы — Каменку, Прорву и Кузьминку. Построение крепости Святого Креста давало России контроль над всем Северо-Восточным Кавказом.
Аккинская историческая хроника также передает сведения о знакомстве местного населения с Петром I и построении крепости Святого Креста. «Пришла к аккинцам весть, что на берегу моря высадился Пиера-паччахь (варианты: Пиета-паттахь, Пера-паччахь, Пир-паччахь, Петара-пахьажа, Петр-шах. — А. А.). К нему пошли Байкхий, Токхий и Калантуф (вариант: Бекхий, Товкхий и Гелнтоп. — А. А.). Они спросили, кто он и что ему нужно. Он ответил: «Я — Пера-паччахь. Кто хозяин этой земли?» — Мы — аккинские представители и хозяева этой земли».
Потом Пера-паччахь просил, чтобы Калантуф остался около него. Сделал его самым главным среди узденей и чтобы он ознакомил его с местностью. Потом на выделенном участке он построил город Салкъ. Потом он (русские. — А. А.) там долго жил. Потом вернулись Байкхий и Токхий от Петара-паттахьа в Акки с большими подарками».
Т. о., как официальные источники, так и местная хроника фиксируют факт построения крепости. Представленные в хронике Байкхий и Токхий, вероятно, составляют собирательный образ пхьарчхоевских старшин или владельцев, хотя по записям, представленным нам для использования краеведом И. Исмаловым (запись от 1 сентября 1968 г.), у легендарных Бай-кхий и Токхий был в наше время реальный потомок — Висханов Маьда, в чьей родословной под номерами 9 и 10 значатся именно «Бекхий» и «Токхий». Оба они были известными людьми среди аккинцев-пхьарчхоевцев.
Характерно, что сведения о встрече аккинцев с Петром I и построении крепости «Салкъ» зафиксированы в исторических хрониках как аккинцев-пхьарчхоевцев, так и аккинцев-гIачал-къоевцев.
В то же время большой интерес вызывает факт оставления третьего посетителя — Калантуфа (или «Гелнтопа») — у Петра I: перед нами, фактически, предстает картина принятия подданства и выдачи аманата (Калантуфа), получение «подарков». По материалам, привлеченным исследователем Я. 3. Ахмадовым, в 1726 г. в Святой Крест явились два узденя от трех чеченских князей, имеющих в своем владении 5000 человек, с прошением о подданстве; позднее князья сами явились в крепость и оставили аманата. Вполне вероятно, что между сообщением аккинской хроники и материалом Я. 3, Ахмадова существует какая-то общая связь.
Весьма примечательно, на наш взгляд, то, что в аккинской рукописи ни слова не говорится об эндиреевских жителях или (тем более) владельцах, а также и каком-то «заочном» включении чеченцев в число подданных князей Эндери. В целом же тема так называемого Персидского похода, при достаточно обстоятельной изученности, в свете новых материалов представляется не совсем исчерпанной.
Успехи русской армии на Кавказе в 1723 г. были закреплены Петербургским договором; в соответствии с Константинопольским дороговором 1724 г. произошли изменения — Россия сохранила за собой лишь прикаспийские области Дагестана и Азербайджана, а вся остальная часть Дагестана и Закавказье отходили к Турции.
Население Эндери, разоренное в 1722 г., бежало в другие селения. В августе 1723 г. бывший владелец из Эндери «Ай-демир Хамзин-сын» просил Петра I разрешить ему поселиться в Эндери, а если это невозможно, определить ему другое место, т. к. люди его «все разорены и с голоду разбрелись»2. Из данного сообщения, по глубокому нашему убеждению, не вызывает никакого сомнения тот факт, что не только жители селения Эндери (кумыкской части селения), но и сами эндиреевские владельцы находились в плачевном состоянии: они, по-существу, стали скитальцами и только определенные _ обстоятельства (помощь беженцам-кумыкам со стороны аккинцев, а также помощь кумыкским владельцам со стороны царского правительства) могли привести к нормальной жизни беженцев.
По данным полевых исследований, население Эндеря бежало в аккинские селения Ширча-Юрт, Пхьарчхошка, Шовдне, Моха-Берде (Аксай), Шебарлой-Эвла (Костек), и др. С проживанием на левом берегу Терека и с основанием крепости Святого Креста связывают аккинские старожилы и возникновение соседнего с Шебарлой-Эвл хутора «Костийн-Отар». Именно в этот хутор бежала часть кумыкского населения после сожжения Эндери; от объединения двух населенных пунктов — Шебарлой-Эвла и Костийн-Отар — образовалось селение Костек.
Если после восстановления Эндери кумыкские беженцы из аккинских Ширча-Юрта, Пхьарчхошка и Шовдне вернулись обратно, то поселившиеся в Моха-Берде, Шебарло-Эвл и Костийн-Отаре, Бата-Юрте и Бамат-Юрте, остались. Через некоторое время в селения, где совместно стали проживать с аккин-цами и кумыки (в основном в Аксай и Костек), стали селиться кумыкские владельцы из Эндери, заявляя при этом, что кумыки — их подданные.
Построение крепости Святого Креста не устраивало Тарковского шамхала Адиль-Гирея, тем более, что ему не удалось добиться и другой цели: подчинить себе соседних владельцев, а сыну Каспулату — окочан и черкесов Терского города. В подчинении аккинцев-окочан и черкесов Терского города ему было отказано дважды под предлогом их давней подданности и управлении астраханскими губернаторами4. Разозленный неудачей и перед угрозой от крепости Святого Креста, Адиль-Гирей в начале 1725 г. напал на крепость, но был отбит, а впоследствии, в надежде, на прощение, пришел в крепость, где был арестован, сослан и умер в Архангельской губернии.
В 1732 и 1735 годах были заключены соответственно Рештский Гянджинский договоры, согласно которым граница России определялась по Тереку, на левый берег которого предписывалось вывести русские войска. Крепость Святого Креста была снесена, а все население и гарнизон переведены в только что построенную крепость Кизляр1.
Отходом российских войск попыталась воспользоваться Турция, объявившая себя покровительницей Северо-Восточного Кавказа («Дагестана») и направившая в 1735 г. сюда войска Крыма под командой Каплан-Гирея, однако они из-за вторжения русских войск в Крым и начала русско-турецкой войны 1736—1739 гг. вынуждены были вернуться обратно.
Неспокойно было и, на восточном фланге Северного Кавказа, т. к. Азербайджан и Дагестан в 30-40-х гг. оказались объектами политико-территориальных притязаний иранских шахов. Усиление мощи Ирана при правлении шаха Надира (Тахмас-хан, Тахмас-Кули-хан) было также одной из причин отхода России за Терек. В течение 30-х — середины 40-х гг. XVIII в. Надир-Шах предпринял несколько вторжений в Азербайджан и Дагестан, но в итоге тяжелой и кровопролитной борьбы дагестанцев и северокавказских народов «покоритель Вселенной» вынужден был отступить от Кавказа.
События этого периода также отражены в исторической хронике аккинцев. Так, в ней отражен факт построения Кизляра, противостояния России и Ирана, а также отхода России за Терек и установления границы: «Шло время. Потом появился Кизляр. После этого появился Таймасхан-шах. Он воевал с христианами. Ушел христианский падишах за Эдал. Потом установили границу между ними камнями».
Нестабильным было и внутреннее положение северокавказских обществ. С начала 30-х годов Xviii столетия на Северном Кавказе вновь начинаются волнения антифеодальной и антиколониальной направленности, к которым относится и движение вайнахских и дагестанских обществ 1732 г.
[/size]
_________________
Один ритм пульса …
Ты знаешь телом, движение – опора,
надёжность и верность друга в схватке.
Когда друг друга выручали,
В короткое дыханье без оглядки.
Врага на ножи - одновременно брали.
Адреналином сердца бешено стучали.
Мы – русские, с нами Бог и Русь Святая!
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
