Цитата: Дмитрий Милованцев: «Кризис бьет тех, кто думал о будущем»
http://www.chaskor.ru/p.php?id=2734
Зачатки новой экономики спасут «правильные» кредиты и гибкое авансирование
Дмитрий Милованцев // Итар-Тасс
Заместитель председателя правления Института современного развития, бывший заместитель министра информационных технологий и связи Дмитрий Милованцев рассказал «Часкору» о том, какие потери и приобретения ждут Россию на пути преодоления финансово-экономического кризиса. Милованцев представляет группу приближенных к правительству экспертов, которые отстаивают либеральную позицию.
— Дмитрий, по вашему мнению, кризис — это скорее зло или всё же благо для страны?
— Кризис в классической теории капитализма не является злом. Он является ответом либо на перепроизводство продукции, либо на избыточный разогрев экономики, либо на какие-то другие явления, которые делают структуру экономики неправильной. Кризис для нас является на самом деле неприятным только в одном — что мы не прошли определенный момент технической модернизации.
— Не смогли или не захотели?
— Просто не успели. Получилось, что кризис начался тогда, когда большинство предприятий поняли необходимость модернизации. Начиная с 1998-го по 2005—2006 год развитие экономики шло путем задействования существующих мощностей. То есть задействовались обученные еще в советское время кадры, площади заводов, избыточная энергетика и т.д. В период с 2006—2007 года стало очевидно, что существующих производственных мощностей не хватает. И люди начали реализовывать программы модернизации. Доступ к заемным средствам был в этот момент свободный. Выделялись кредиты на приемлемые сроки в 3—5 лет. Теперь эти кредиты начинают давить на предприятия. Потому что рефинансировать их невозможно, стоимость их возрастает, и получается, что эти кризисные явления оказывают дестимулирующее воздействие на те предприятия, которые начали процесс диверсификации нашей экономики, ее реального сектора. То есть тот факт, что кризис пришелся на этот период, когда инвестиционные процессы начались, но сами проекты не завершены, не прошли точку окупаемости, оказывает очень негативное влияние на потенциальную структуру экономики, которая должна была измениться. А сейчас лидерам изменений, по сути, дают по рукам по независящим от них обстоятельствам. В самое тяжелое положение попали те, кто вел программы модернизации, кто как раз пытался изменить сырьевую структуру экономики. И самый большой риск на настоящий момент в том, что мы не сможем как страна создать такие условия, чтобы эти инвестиционные проекты были завершены. И в этом случае мы столкнемся с консервацией структуры экономики. В этой связи необходимо выработать механизм, который бы позволял принимать решения по оперативной поддержке не только стратегических предприятий, но и предприятий, реализующих проекты, направленные на диверсификацию экономики. Причем в большинстве случаев эти проекты не всегда носят глобалистский характер. У нас же на слуху проблема развития экономики от сырьевой к более технологической, но есть вторая проблема — это гиперконцентрация производства: все предприятия очень крупные, системообразующие. Зачастую проекты модернизации шли в среднем и малом бизнесе. Условно говоря, одна производственная линейка по сборке компьютеров стоит порядка 2—5 млн долларов. Это большой проект, но в принципе не очень большой. Завод по сборке компьютеров стоит порядка 20—30 млн долларов. Это опять пример среднего бизнеса. Это не глобализм, но эти проекты решали проблему технологической модернизации и гиперконцентрации экономики. Поэтому очень важно создать механизм, чтобы поддержка таким предприятиям оказывалась со стороны государственных банков.
— Они должны получить сигнал от правительства?
— Сигнал должен быть прямым и очень четким. В настоящий момент тот же самый Сбербанк, судя по тем предприятиям, с которыми мы взаимодействуем, ведет политику сжатия кредитного портфеля. Просто отказывает своим традиционным заемщикам. Этого не было даже в 98 году. Сбербанк всегда оставался кредитором в последней инстанции. С ним всегда было тяжело работать, он всегда был банком с плохим обслуживанием. Но он понимал, что является не только коммерческой организацией и его задачей является поддержание кредитования экономики в бесперебойном состоянии.
— А что еще должно делать государство для поддержки бизнеса?
— В принципе правительство предпринимает достаточно большой набор мер. И мне кажется, что это окажет определенное позитивное влияние на экономику. Но при этом для высокотехнологичных отраслей, причем не только IT, существует некий набор специфических реакций, который на настоящий момент уже надо предпринимать. Говорить о том, что необходимо просто выделять деньги, — это общеизвестно. Деньги надо выделять, потому что идет кредитное сжатие, его надо замещать, надо решать проблему банковской системы, надо восстанавливать нормальное кредитование и т.д. Но есть меры, не связанные с прямым выделением средств. Прежде всего это вопросы, связанные с регулированием закупок. К примеру, по существующему законодательству у нас при заключении государственного контракта выплачивается аванс в размере 30% и 70% контракта закрывается на момент сдачи работ. В условиях кризиса надо более гибко подходить к условиям авансирования, поскольку из-за сжатия кредитных рынков авансировать 70% контракта даже для крупных компаний довольно сложно.
Еще один аспект, что могло бы сделать государство, — это организация общественных работ. Наиболее классическая организация общественных работ — строительство дорог и инфраструктуры. Если, к примеру, говорить об IT-секторе, то, естественно, реакция человека, работающего в IT-секторе, прежде всего квалифицированного, очень проста: он не пойдет строить дороги. Он ценит себя как специалист. В условиях, когда Евросоюз открывает программу Blue card для эмигрантов, имеющих квалификацию в области высоких технологий, Америка расширяет программу Green card тоже для специалистов в области высоких технологий, мы можем потерять наиболее квалифицированных людей, которые только-только начали понимать, что в России правильно и эффективно работать. И мне кажется, что в этот момент для технологических отраслей — не только IT — необходимо вводить виды общественных работ, которые бы загружали эти сектора.
— Какого вида могут быть эти работы?
— Для IT-сектора, предположим, это могла бы быть разработка национальной операционной системы, национальной системы проектирования и т.д. В общем-то говорилось, что это нужно, но до этого никогда не доходили руки. Должны быть такие проекты, которые позволили бы, с одной стороны, сокращая специалистов, удержать наиболее квалифицированных, а с другой — создать полезные продукты, о необходимости которых всегда говорилось достаточно много.
— Дмитрий, а как бы вы оценили влияние кризиса непосредственно на IT-индустрию?
— Прежде всего надо понимать, что IT-сектор — неоднородный. Он разделен на субсектора. И каждый из них будет испытывать свои проблемы и по-своему выходить из создавшейся ситуации. Когда говорят, что кризис фактически не повлияет на IT-отрасль, это не совсем так. Первая реакция в состоянии кризиса — сокращение расходов. Уже сейчас компании испытывают проблемы, связанные с исполнением контрактов, в том числе и с крупными системообразующими предприятиями энергетики, газовой отрасли и т.д. Это первая реакция. Дальше предприятия начинают стараться оптимизировать свои издержки. И начиная с какого-то момента они понимают, что оптимизация издержек без внедрения современных технологий становится невозможной.
— А если говорить детально о каждом из секторов?
— Если говорить о сегменте производителей компьютеров, таких как Depo, Kraftway, Formoza и других, для них, конечно, будут очень тяжелые времена. По двум причинам. Первое направление связано с тем, что существенную часть сбыта они вели через торговые сети с использованием механизма потребительского кредитования. В настоящий момент это достаточно тяжелый сегмент бизнеса — сильно страдающий от кредитного сжатия. Второй момент связан с тем, что у них довольно большая закредитованность по поставке компонентов и очень низкая маржа. Она колеблется в пределах от 3 до 5—7 %. К тому же используются преимущественно импортные комплектующие, они составляют 90%. А тут возникает риск валютных колебаний. Таким образом, первая шоковая волна будет очень тяжелая. Она связана с сокращением потребительского спроса, сокращением потребления корпоративного сектора. И если они выдержат вот эту шоковую волну, то дальше у них будет еще одна проблема, связанная с тем, что доходы и корпоративного сектора, и частных домохозяйств будут в валюте хотя бы первое время сокращаться. И производители вынуждены будут закладывать в цену риск повышения стоимости валютной корзины. Население, естественно, не будет готово покупать компьютер, который они когда-то могли купить за 12—15 тыс. рублей, с учетом включенного риска девальвации, к примеру, за 20—25 тыс. рублей. Потому что компьютер тот же самый, доходы те же самые, и будет психологический барьер. Одновременно с этим они попадают в еще один неприятный момент, связанный с тем, что им сейчас необходимо было бороться с изменением структуры спроса. Население и корпоративный сектор в основном начали покупать ноутбуки. А компании традиционно производили десктопы. Им надо было вкладывать определенные деньги в модернизацию производства, они эти инвестиционные программы еще не закончили, по крайней мере в полном объеме не осуществили переход на новые модельные линии. И тут они сталкиваются с дефицитом кредитных средств, сжатием спроса и т.д. Поэтому этот сегмент потребительской электроники будет переживать один из самых тяжелых моментов. Может быть, даже за всю историю. Потому что 98 год был немножко другим, проблемы носили немного другой характер. И предприятия в этот момент находились в статическом положении, они не модернизировались, а просто статично работали. Что же касается российских компаний, работающих в секторе аутсорсинга, то они пережили первый шоковый момент кризиса неплатежей. К примеру, АвтоВАЗ уже начинает расплачиваться с подрядчиками автомобилями. Мы связаны тем, что выручка крупнейших предприятий сжалась в разы. При падении цены на базовые сырьевые товары, такие как никель, алюминий, нефть, и притом, что одновременно сокращается еще и потребление, выручка снижается в пропорции «цена, умноженная на снижение объемов потребления». Если цена упала в 2 раза, то выручка упала в 4 раза. Естественно, первое шоковое состояние — они не могут так быстро сократить расходы, особенно по уже заключенным контрактам. Первая реакция — не осуществлять платеж, нарушить контракт. После этого первого шока компании, работающие в области аутсорсинга, скорее всего, получат преимущество.
— Каким образом это произойдет?
— Компании-потребители не могут отказаться от определенного вида услуг: хостинга, размещения своих серверов, а также специалистов по подержанию сетевой инфраструктуры, по поддержанию систем. Отказаться от этого нельзя. Но при этом содержать свой персонал в условиях, когда так быстро сокращаются деньги, экономически неоправданно. Уволить их в никуда — это проблема, потому что это люди, которые наиболее четко представляют себе, как работает эта инфраструктура. Они являются ценными специалистами, по крайней мере их существенная часть. Скорее всего, крупнейшие предприятия пойдут по пути перевода их в режим аутсорсинга с использованием внешних компаний.
— Так называемый вывод непрофильных активов?
— Да.
— То есть фактически они смогут работать еще на какие-нибудь компании? А как же коммерческая тайна?
— Когда вы приглашаете аудитора и он получает представление о бизнесе вашей компании, вопрос сохранения коммерческой тайны как-то решается. Эти вопросы регулируются путем создания атмосферы доверия. И в принципе подобные случаи имеют место. К примеру, у ЛУКОЙЛа есть такая компания — «ЛУКОЙЛ-Инфо». Это не единичные инциденты, когда создаются компании, либо специализирующиеся на определенном виде услуг, таких как хостинг, либо на определенных секторах, таких как энергетика.
— То есть нечто подобное формировалось еще до кризиса?
— Это было развито не в такой степени. Единичные случаи бывали. Но мне кажется, что этот тренд усилится, потому что издержки сдерживают все, в том числе и нефтяники, и энергетики, которые раньше не задумывались на эту тему, так как это занимало малые доли процента выручки. Сейчас они вынуждены экономить. И впоследствии это будет очень большой тренд. Одновременно, скорее всего, на российский рынок придут крупные западные компании. Усилится конкуренция. Они тоже понимают, что кризис — это тот момент, когда подобные услуги становятся востребованными. Будут создаваться новые компании, которые со временем станут большими.
— Отвлечемся немного от проблем, вызванных мировым экономическим кризисом, и поговорим о развитии цифрового телевидения. На кого рассчитан этот проект, если неплохой заменой цифровому телевидению служат кабельные сети?
— Мы говорим в данном случае о развитии технологий DVB-Т (Digital Video Board Casting) — фиксированное эфирное цифровое телевидение. В настоящий момент в Москве порядка 80% домохозяйств получают телевизионный сигнал через кабельные сети, в Санкт-Петербурге — 60—75%, в Екатеринбурге — 60%. В итоге в крупных городах ситуация выглядит именно так, и бороться с этим бессмысленно. Второй момент — порядка 10% абонентов принимают спутниковые каналы. В крупных мегаполисах на эфирное телевидение приходится от 10 до 20% населения, которое и является потенциальной аудиторией цифрового телевидения.
— Но это ведь как раз пожилые люди, и очень сомнительно, что им это нужно.
— Для пожилых людей у нас существует стандартное оснащение квартиры антенным кабелем. Этот антенный кабель каким-то образом обслуживается, плата включается в квиток об оплате коммунальных платежей. В большинстве случаев всё замыкается на сеть кабельного телевидения, которое для тех, кто хочет потреблять продвинутую услугу, может предлагать разное количество каналов. Либо предоставляет доступ абоненту по стоимости, которую он платит за антенну. Это модель «Мостелекома» в Москве. И тут возникает вопрос. Дискуссия начинает вестись вокруг того, что сейчас мы всему населению страны раздадим декодеры. Зачем их раздавать, если операторы и так этот сервис доставляют? Зачастую даже без необходимости установки декодера, или зачастую декодер уже установлен. Это что же получается, я являюсь абонентом «НТВ-Плюс» и какой-то другой декодер рядом должен поставить и принудительно смотреть через этот декодер, а остальные через «НТВ-Плюс»? В общем, как-то, наверное, не очень правильно. Я так и останусь абонентом «НТВ-Плюс», и мне этот декодер не нужен, даже если мне его подарят, а платить за него я не буду совершенно точно.
— Какова же тогда ниша цифрового эфирного телевидения?
— По большому счету получается, что это покрытие территории за пределами крупных городов. В крупных городах абонентская база цифрового эфирного телевидения будет крайне низка. И в данном случае вопрос развития цифрового телевидения приобретает другой характер. Покрытие территории за пределами крупных городов является задачей государства, и оно всегда дотировало распространение цифрового сигнала в населенных пунктах численностью менее 200 тыс. человек. Эта дотация шла всегда, потому что телевидение — это еще и вопрос безопасности в чрезвычайных ситуациях и т.д. Оно несет функцию не только донесения рекламы.
— Так что же в действительности регулирует программа внедрения цифрового телевидения?
— Главная задача вне зависимости от зоны распространения — мы должны получать бесплатный доступ к определенному набору телеканалов. И если вы не заплатили за «НТВ-Плюс», а единственным методом доведения сигнала у вас служит спутниковая тарелка, то вы всё равно должны какое-то небольшое гарантированное количество каналов принимать. Точно так же как должны получать какое-то количество каналов, если вы уехали из города и оказались у себя на даче или живете в небольшом городе-сателлите в относительно удаленном пункте, — вы должны получать это количество гарантированных каналов. И исторически модель вещания на территории России всегда на это ориентировалась. Условно говоря, у нас порядка 3—5% населения получало доступ только к одному каналу, это прежде всего относится к территориям Севера. То есть государство путем развития стандарта DVB-T должно решать проблему, связанную с обеспечением доступности информации, в том числе для удаленных территорий. И если вы посмотрите на пилотные зоны распространения DVB-T, например Мордовию, то вы выявите, что основное количество потребителей сложилось именно на территориях сателлитов крупных городов, где доходы населения позволяют пользоваться подобными услугами, а сервис кабельный или какой-то иной просто не дошел. Люди тогда покупают за свои деньги декодеры и ставят их в свои дома. В принципе государство будет решать социальную задачу — гарантированность доступа к определенному набору программ вне зависимости от среды распространения. Это обязательно сделать надо. Кроме этого, надо поддерживать национальную спутниковую группировку, частоты на границе с Китаем, Казахстаном. В целом границы надо защищать, потому что если ты не поставишь передатчики — они поставят в этих же диапазонах частот. К этому программа и движется. В основном это обновление спутниковой группировки, развитие ТВ на Дальнем Востоке, в Сибири.
— В последнее время много говорится о создании электронного правительства. Что это такое? Мне представляется, что электронное правительство — это когда вся правительственная переписка отрыта для граждан и они, таким образом, могут наблюдать за его деятельностью.
— Как и в любой организации, большая часть переписки носит характер полной ерунды, не относящейся к нормальной жизни. Такие обычные вещи, как «разрешите убыть в командировку», «разрешите прибыть из командировки», «дайте скрепок», вряд ли будут интересны большинству. На самом деле, когда мы говорили об электронном правительстве и электроном документообороте, мы говорили примерно о следующем. Всё очень просто. На что человек тратит больше всего времени, взаимодействуя с правительством? Чаще всего он тратит время в двух направлениях: уплата налогов и сервисы, связанные с получением справок. И в этом смысле федеральные и региональные службы работают плохо. Поэтому необходимо создать модель, которая четко объясняла бы людям, как та или иная услуга получается. Ведомства должны ввести регламенты по оказанию услуг, создать соответствующую среду. То есть должен быть сайт, который всем известен, где можно узнать про любую жизненную ситуацию. Например, с регистрацией ребенка человек сталкивается 2—3 раза в своей жизни. И нужно знать, с чем прийти в загс, чтобы зарегистрировать ребенка. Но чтобы получить эти сведения, надо пару раз туда сбегать. Особенно если случай нестандартный: разное гражданство у родителей. Это занимает огромное количество времени. Информация на сайте помогла бы разрешить эту проблему. Кроме этого, неплохо было бы ввести систему электронных платежей и получать ответ об их прохождении по электронной почте. Ведь мы можем, к примеру, платить за гостиницу на сайте, распечатывать билеты на самолет, полученные по электронной почте. Почему вы обязательно должны приходить куда-то, узнавать номер счета, получать квиток и на бумажку долго-долго переписывать номера счетов из 20—30 цифр? При этом крайне важно не ошибиться, иначе платеж никуда не дойдет, а после этого еще стоять в очереди в кассу. С кредитной карточкой вы можете сделать то же самое и, предположим, получить какое-нибудь электронное подтверждение. Существует и еще один момент скорости взаимодействия в режиме обратной связи. То есть если вы отправили запрос по электронной почте, то через месяц вы можете забыть, что отправляли подобное письмо. А если это письмо кто-то распечатал, а потом начал бегать с ним по своим и чужим организациям, получать какие-то подтверждения и прочее и через месяц его вам пришлет, то, скорее всего, это сообщение вообще будет отнесено к спаму. Потому что, если вы обращаетесь с определенной скоростью, вы и ответа ожидаете хотя бы на следующий день. Надо не распечатывать, а передавать его в электронном виде, чтобы скорость внутреннего взаимодействия была такая же, как с внешним запросом.
— Вы перечислили, что необходимо сделать, а будет ли это реализовываться?
— На настоящий момент, к сожалению, наш индекс информационной открытости, описывающий эти вещи, определенно снижается. И почему не снижается резко? Так только потому, что у нас возрастает структурная доступность. То есть растет подключение к интернету, а все остальные показатели, связанные с развитием информационного общества, они, за исключением инфраструктурных, на 70—90-м месте. Так что мы в этом вопросе соседствуем с такими странами, как Зимбабве.
— Какая-то совсем удручающая картина получается.
— Недавно при президенте был создан Совет по развитию информационного общества. Мы рассчитываем, что деятельность в рамках этого совета позволит сдвинуть ситуацию. Есть много важных задач, и сейчас их становится еще больше, связанных с кризисными явлениями, но про это тоже нельзя забывать и этим тоже надо заниматься. Поскольку, если раздражение от социальных вопросов будет наслаиваться на качество оказываемых услуг, ситуация существенно усложнится.
Беседовала Елизавета Мещерская Цитата: Техника управления кризисом
http://expert.ru/printissues/expert/200 ... vorkovich/
Татьяна Гурова, первый заместитель главного редактора журнала «Эксперт»
Валерий Фадеев, главный редактор журнала «Эксперт»
«Уже в мае-июне может начаться оживление экономики», — считает помощник президента РФ по экономическим вопросам Аркадий Дворкович
Аркадий Дворкович
Фото: Олег Сердечников
— В конце года вы продекларировали очень оптимистичный, редкий для сегодняшнего дня прогноз, согласно которому экономика России должна начать расти уже во втором квартале этого года. На чем вы основывались?
— Сейчас есть много сценариев развития глобального кризиса. Есть люди, которые говорят, что этот кризис может перерасти в очередную, может быть, даже более глубокую Великую депрессию. При этом понятно, что любые сравнения бессмысленны, поскольку нынешний кризис носит другой характер, степень глобализации экономики настолько велика, что все эффекты проявляются гораздо быстрее, чем тогда. Это означает, что кризис может быть короче. Если быстрее происходит ухудшение ситуации, то быстрее может происходить и ее улучшение по мере адаптации компаний, людей к новым условиям. И нам кажется более разумным сценарий такого, более быстрого восстановления. Мы, конечно, еще не прошли дно кризиса. Спрос на мировых рынках будет продолжать снижаться еще несколько месяцев. Первый квартал точно будет более тяжелым, чем четвертый квартал прошлого года и 2008 год в целом. Но есть основания считать, что за это время, за ближайшие полгода, произойдет расчистка балансов большинства финансовых институтов, произойдет уже такое падение спроса и такое падение цен на многие виды товаров, которые сделают выгодными инвестиции в новые технологии и новые производства. Люди станут думать о захвате новых рынков, о новых проектах. И в этом случае уже в мае-июне может начаться небольшое оживление экономики. Пока этот прогноз действительно чуть более оптимистичен, чем базовый. Но даже в остальных прогнозах начало небольшого оживления мировой экономики ожидается в третьем квартале 2009 года.
Почему российская экономика в этом сценарии тоже может начать расти? Потому что основная часть снижения спроса сегодня происходит за счет внешнего спроса. Это касается наших базовых отраслей, таких как металлургическая промышленность, химия, нефтяной сектор, часть машиностроения. И при оживлении внешнего спроса, с учетом того, что у нас относительно высокая конкурентоспособность по многим из этих товаров, мы можем быть первыми, кто войдет в стадию оживления. За этот период должно произойти и некоторое снижение курса рубля, которое усилит нашу ценовую конкурентоспособность.
— Вы говорите о влиянии на нашу экономику внешнего спроса, но у нас потенциально огромный внутренний спрос, в том числе инвестиционный. В частности, только на строительство автотранспортной инфраструктуры есть программа на 15 триллионов рублей. Может ли этот спрос оказаться более весомым фактором оживления нашей экономики?
— Сейчас мы рассчитываем, что это как минимум станет мощным фактором стабилизации ситуации. Полностью заместить падение внешнего и отчасти внутреннего спроса со стороны частного сектора, который финансировался за счет внешних заимствований на протяжении нескольких последних лет, благодаря росту государственного спроса не удастся. Если, конечно, не предполагать, что в целом глобальные проблемы продлятся совсем недолго. Если бы мы точно знали, что они продлятся полгода, конечно, можно было бы сегодня более активно тратить резервы.
— А если три года или пять?
— А если они продлятся три года или пять лет и это станет понятно в течение следующего года, то мы будем иметь возможность скорректировать политику и более аккуратно расходовать резервы. У нас сегодня с учетом наших прогнозов длительности кризиса есть серьезные планы использования резервного фонда для поддержки инвестиционного спроса. Мы планируем значительный бюджетный дефицит в размере, по всей видимости, не менее пяти процентов ВВП, чего у нас не было уже многие годы. Это нужно, чтобы проводить контрциклическую политику, чтобы стимулировать реализацию проектов в инфраструктурных отраслях — строительство дорог, железнодорожный транспорт. Причем и строительство дорог, и обновление подвижного состава создают спрос по целой цепочке предприятий. Речь также идет о поддержке инвестиционных программ в электроэнергетике. И наконец, жилищное строительство, где частичная компенсация снижения частного спроса за счет роста спроса государственного может не только поддержать на минимально необходимом уровне отрасль, но и создать необходимый спрос для промышленности строительных материалов, для металлургической промышленности, для транспорта, а также рабочие места, что сегодня очень важно.
— Вы сейчас сказали очень важную вещь: возможный бюджетный дефицит — пять процентов ВВП. Это означает, что лица, отвечающие за экономику, не боятся пойти на столь радикальное изменение в политике…
— Потому что боятся другого. Очевидно, что сегодня не будет достаточных источников роста денежного предложения, а значит, ликвидности в экономике, кроме бюджетного спроса. И если мы этого не сделаем, экономика будет испытывать значительный денежный голод. Кроме того, мы понимаем, что уровень долга у нас низкий, и с учетом того, что дефицит будет финансироваться в основном за счет резервного фонда, никакой дополнительной долговой нагрузки мы не создадим. А если потребуется, то мы какие-то средства можем начать занимать на рынках, и федеральное правительство будет пользоваться доверием на финансовых рынках, по крайней мере ближе к середине следующего года, когда, повторяю, произойдет расчистка балансов основных глобальных финансовых институтов. Так что это осознанный выбор и, наверное, единственно возможный. И мы действительно вошли в новый этап развития. Мы не считаем это обязательно этапом кризиса. Очевидно, что кризис есть на всем мировом пространстве, а мы являемся его частью, но для нас это новый этап развития — мы можем более эффективно, более целенаправленно осуществлять те проекты, которые задумали.
— Когда звучат слова «бюджетный дефицит», у нас в России принято вспоминать про инфляцию. Вы не опасаетесь роста инфляции в связи с такими изменениями бюджетной политики?
— Есть много факторов, которые сегодня работают на снижение цен и инфляционных ожиданий, — прежде всего это ситуация на мировых рынках в целом. Сегодня уже снижаются цены на сырье и материалы, и, конечно, это будет вести к более низкой инфляции в России. Кроме того, общий спрос в экономике снижается, и это тоже оказывает давление на цены в более низкую сторону. Денег из-за этого становится не больше, а меньше — денежная масса тоже не давит на цены. Поэтому тот бюджетный дефицит, который мы планируем, будет лишь частично компенсировать недостаток денежного предложения и спроса и создавать всего лишь нормальный фон. Инфляция в этом случае будет умеренной.
Есть ли риски? Есть — прежде всего это риски, связанные со снижением курса рубля. Это может оказать некоторое повышательное давление на цены. Но в среднем мы ожидаем, что цены не должны вырасти больше чем на 10–12 процентов по сумме этих факторов.
Есть еще одна составляющая, по которой мы приняли совершенно осознанное решение, — это индексация цен и тарифов на продукцию и услуги естественных монополий. Мы приняли решение провести индексацию в меньшем размере, но все же не отказываться от нее полностью, поскольку считаем, что нужно заниматься энергоэффективностью — а для этого должны быть достаточные стимулы — и нужно заниматься развитием рынка соответствующих товаров и услуг. Мы не должны отказываться от задачи создания нормального рынка электроэнергии и газа. Для частных производителей, не монополий, а для широкого круга компаний, отсутствие индексации тарифов означало бы убытки в следующем году и, соответственно, остановку реализации инвестиционных программ, по сути, сворачивание развития рынка энергоносителей. То же самое касается и железнодорожных перевозок. Поэтому мы пошли на индексацию тарифов, но считаем, что это умеренное повышение не окажет чрезмерного влияния на инфляцию.
— Не слишком ли большой бюджетный дефицит вы планируете? Пять процентов от ВВП — это порядка двух триллионов рублей. Если вы рассчитываете на рост внешнего рынка плюс довольно большой бюджетный дефицит, а значит, прямые инвестиционные вливания в экономику, то все это вместе после периода спада может оказаться слишком «большой дозой».
— Если мы увидим рост внешнего рынка во втором полугодии, тогда дефицит может быть и меньше. Тогда появятся возможности для частных заимствований, поскольку в целом произойдет оживление рынка.
Аркадий Дворкович
Фото: Олег Сердечников
— В какой форме будут поступать бюджетные деньги в экономику?
— В различных формах. В форме прямых расходов государства на инвестиционные цели, когда, например, речь идет о строительстве дорог. В форме вложения в капитал различных институтов и компаний. Например, может быть увеличен капитал «Российских железных дорог» на реализацию отдельных проектов, могут быть докапитализированы банки с государственным участием и другие институты развития, например Агентство по ипотечному жилищному кредитованию. Будет в существенных масштабах осуществляться субсидирование процентных ставок, поскольку кредитные ресурсы сегодня стали дороже. И, по крайней мере, пока мы не пройдем некоторый путь по снижению курса рубля, пока не сбалансируется платежный баланс, процентные ставки будут оставаться относительно высокими. По нашим расчетам, они начнут снижаться уже во втором квартале. Тем не менее субсидирование необходимо, и оно будет осуществляться. Кроме того, необходима значительная поддержка регионам, прежде всего на осуществление социальных расходов. Что касается инвестиций, то будут выдаваться гарантии компаниям в самых разных секторах экономики — гарантии для привлечения кредитных ресурсов на более длительный срок по более низким ставкам, что позволит им не только обеспечить свои потребности в ликвидности, но и продолжать программы модернизации и другие инвестиционные проекты.
— Не могли бы вы пояснить, как вы трактуете механизм связи между процентными ставками и динамикой курса рубля?
— Если банки ожидают, что произойдет снижение реального курса рубля, то как минимум размер этого ожидаемого снижения они стараются заложить в стоимость рублевого кредита. Соответственно, к стоимости ресурса — а ресурс сегодня стоит для разных банков от 8 до 12 процентов — прибавляется ожидаемое снижение реального курса рубля, а это не меньше 10 процентов. Вот почему сегодня кредиты в среднем не выдаются по ставкам ниже 18 процентов. Есть, конечно, и меньшие ставки, но это в основном связано с государственным сектором и государственными гарантиями или какими-то другими сигналами о государственной поддержке.
— Возвращаясь к предыдущей теме — технике вливания денег в экономику. Вы сказали о гарантиях под кредиты, которые будут получать компании. Будет ли это касаться только крупных компаний или средние компании тоже могут рассчитывать на гарантии?
— Поддерживаться будут не только крупные компании, но и средние. Есть также отдельные механизмы, хотя, может быть, недостаточные, поддержки малого предпринимательства. Что касается ресурсов, понятно, что ресурс все равно конечен. У нас нет бесконечного объема денег, хотя ресурс значительный. И в каждом конкретном случае банк или государство делает выбор. Мы будем совместно с банками анализировать ситуацию в компаниях, анализировать устойчивость. В любом случае мы даем сигнал банкам, что они должны относиться к этим предприятиям внимательно, то есть не отметать с порога просьбы, предложения, а серьезно рассматривать ситуацию в каждом конкретном случае, смотреть, действительно ли у компании устойчивый бизнес и за счет кредитной поддержки этот бизнес может продолжать нормально существовать или ситуация настолько тяжела, что никакой кредит — ни на год, ни на три года — здесь не поможет. Мы рассчитываем прежде всего на то, что банки постепенно перестроят свою работу и смогут разумно относиться к рискам, не преувеличивать и не преуменьшать их. А мы будем за счет государственных средств и государственных институтов оказывать этому процессу поддержку, в том числе, возможно, на основе облигационных займов. Облигации здесь являются более удобным инструментом по сравнению с кредитами как таковыми, поскольку для них существует рынок, который сейчас находится в замороженном состоянии, но, безусловно, возродится после некоторого периода затишья. И Центральному банку, конечно, удобнее рефинансировать займы, которые даны в форме облигаций, а не в форме кредитов.
— Сегодня банки уже столкнулись с невозвратами тех кредитов, которые были выданы в последние кризисные месяцы. И как бы старательно они ни относились к клиенту, все равно в условиях полной неопределенности в ближайшее полугодие рассчитывать на то, что клиент окажется платежеспособным через полгода и сможет вернуть тебе кредит, нельзя. То есть вся эта схема работы с компаниями, особенно средними, с выбором тех, кому можно субсидировать ставки, а кому нельзя, очень сложная и требует времени для того, чтобы начать работать.
— Она сложная, но, к сожалению, другой нет. А если говорить о невозвратах, то единственный способ эту проблему решить — докапитализировать банк. И государство в этом также оказывает поддержку, причем и когда ситуация еще не перешла в стадию неплатежеспособности самого банка, и когда уже у самого банка появляются значительные проблемы. В первом случае это субординированные кредиты, которые могут предоставляться через Внешэкономбанк, и сейчас идет дискуссия по поводу расширения этих возможностей...
_________________
Кровь помнит, Род честь обязывает, благородно
имя нить: судеб путь указует, семя корни ветви вершин связь память сути! Русь, крепи веру православную! За Веру, соборность, честь и Отечество! Слава, Богу, что мы казаки! Мы – русские с нами Бог и Русь Святая!
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
